Н. Суханов.

Сословие.

1.Отец.

Не мною замечено, что из всех сословий, существовавших в России на протяжении веков, только духовенство сумело сохранить себя. Чего это ему стоило – об этом мои заметки.

Сословия определяют традиции, носителями которых являются семьи. Историей одной из них – семьи священников Смирновых – я, в принципе, и ограничусь.

Начинать надо с отца, но о нём, о протоиерее Матфее Александровиче Смирнове, лучше расскажет его второй сын, тоже священник о. Стефан[1]:

«3 сентября 1915 года тихо скончался многолетний старец, заштатный npотоиерей Maтфей Александрович Смирнов на 85 году от рождения. Происходил он из Тверской губернии, был сыном дьякона Троицкого прихода Бежецкого уезда. Образование получил в уездном духовном училище и в Тверской Духовной семинарии, где и кончил курс в 1851 году в числе первых учеников, четвертым. Тогдашняя дореформенная школа много представляла трудно­стей в получении образования. Царствовала полнейшая зубристика, бездушный формализм в воспитании, жестокость и верх всяких педагогических воздействий - ежедневная екзекуция розгами для изгнания в юношах лености и «непо­бедимой злобы». Воспитанники жили на квартирах и полу­чали свое содержание с дому натурой, - мукой, крупой, маслом, картофелем, тем же рассчитывались и за квартиры. Классные комнаты не отапливались совсем, и печей в них не было. Ученики согревались естественным своим теплом, поддерживая его физическими движениями и умственной энергией, развиваемой усиленной «долбяжкой». Покой­ный о. протоиерей между своими товарищами в школе выде­лялся тихим и скромным нравом, за что и прозван ими в насмешку «Матроной». Обладая прекрасною памятью и примерным старанием, он постоянно преодолевал, все «сциллы и харидбы» суровой школы и шел беспрепятственно дальше и дальше, благополучно прошел училище и семинарию, ни разу не подвергался «cечению розгами». А что это было не очень легко, можно видеть из одного случая в школьной жизни, о котором не редко потом вспоминал покойный. Раз будучи «авдитором» одного ученика он, соблазнившись подачкой в виде сладкого пирожка, поставил ему в «нотах» хорошо, хоть дело у того было неважно. На беду спросили его ученика с хорошей отметкой и, когда обнаружилась лицеприятие авдитора, послышался грозный окрик наставника: «Смирнова к розгам». Испугался юный авдитор, схватился руками за парту, страх придал ему двойные силы, пальцы как бы впились в дерево и, сколько ни ста­рались и не бились экзекуторы, оторвать его от парты не могли. «Бросьте его», - послышался голос педагога, вероятно, удовлетворенного видом страдающей жертвы и невыразимым ужасом, отобразившемся на лице и на всей фигуре его.

Светлым воспоминанием из школьной жизни в рассказах покойного остались изредка разрешаемые начальством весенние развлечения, называвшиеся «рекреациями». В известный день, солнечный и теплый, дети отправлялись из душных и неприветливых классов за город для игр и развлечений. Отправлялись с ними и все наставники. И там, на лоне природы среди полей и лугов, сбрасывалась вся тяжелая атмосфера суровой школы, педагоги оставляли всё величие и суровость обращения, делались обыкновенными смертными и вместе с детьми играли, развились, бегали в запуски, катались на лодках по реке и в изобилии угощали их орехами, сластями и булками. А то, собравшись в группы, составляли хоры, дети пели на этот случай особо составлен­ные вирши и детские песни, а молодые голоса звенели и воздухе радостно и счастливо вместе с ликующей природой, как трель жаворонка, как звон колокольчиков. Дети забывали тогда всю тяготу школьной жизни, мирились и про­щали всем свои обиды и невольно улетали мыслю к родным полям и лугам и к дорогим лицам. Весь день был тогда для них как праздник Божий, светлый и радостный, и уже поздним вечером, покойные и радостные, они возвра­щались на ночлег, чтобы бодро и твердо идти вперед по школьному, тогда в высшей степени тернистому, пути. По­койный часто и с особенным удовольствием вспоминал эти рекреации.

В духовной семинарии были также некоторые особенности в обучении и воспитании. К примеру, публичные экзамены. По окончании обычных годичных экза­менов оставлялись лучшие ученики для публичных экзаменов. Они должны были выказать весь блеск семинарского образования не только перед своими педагогами, но и перед всей избранной интеллигенцией губернского города. Съезжались почетные духовные лица во главе с Епископом, начальники светские и военные, помещики и дамы. Класс украшался по этому случаю цветами и зеленью. Нередко покойный о. Maтфей бывал на них как один из лучших учеников и всегда с блеском отличался на них.

Но один раз, кажется, уже при переходе к Богословию, (предпоследний год обучения – Н.С.), покойный не дождался публичных экзаменов и уехал с братом домой. Последний и был виновником такого самовольного поступка его. Брат уговорил уехать скорее домой, так как ждать ему с лошадью в городе очень трудно и расходно. Покойный согласился, надеясь, что его не спросят. Но его спросили.

Ректором семинарии был тогда архимандрит Г-рий, человек строгий и взыскательный. Для внушения воспитанникам покорности и смирения он часто грозно возглашал: «дух гогдый— (вместо гордый)- непокогный,—сокгушу», - и сокрушал неми­лосердно. Когда узнал ректор о самовольном отъезде покойного, сильно разгневался и хотел исключить. И исключил бы, если добрые люди не наставили его (провинившегося – Н.С.) на все выпады гнева и раздражения отвечать с поклоном: «виноваты, Ваше Высокопреподобие, простите». И благодаря этому остался в семинарии, но все-таки был наказан за самовольство низведением из I разряда во II-й.

По окончании семинарского образования покойный, хотя и желал поступить священником, но не мог получить места. Нужно было выжидать долгое время свободных священнических мест, или получить при­ход со «взятием» невесты, причем это «взятие» обставля­лось иногда с весьма тяжелыми обстоятельствами для вступающих на приход. В силу этих обстоятельств покойный около 5 лет прожил в разных положениях, то жил у брата, диакона, на своей родине, помогал ему в хозяйстве, то служил в Тверской консистории, получая плату с переписанного листа, то, наконец, был домашним учителем у разных помещиков.

Так шло время, а священство - главная цель покойного - все еще не удавалось получить. Но вот, становится известным о приглашение кандидатов на священнические места в Архангельскую епархию. Покойный решился ехать и в 1857 г. был рукоположен Епископом Антонием во священника Нёнокского прихода Архангельского уезда. В следующем году, по прошению, был переведён Преосвященным Александром 1-м в Быстрокурский приход Холмогорского уезда, где и служил до выхода своего за штат, до 25 июля1902 г. Всего, таким образом, состоял на службе священником 45 лет и 13 лет за штатом, а, в сане - священства 58 лет.»

Перед рукоположением о. Матфей, естественно, женился, и через два года матушка Анна Павловна родила ему первенца - Феодора. Через два года родился Стефан, чьи заметки об отце мы цитируем. Ещё через три года родился Константин – единственный из пяти братьев Смирновых, который не стал принимать сан и всю жизнь проработал преподавателем духовных училищ. В 1869 году родился Михаил, а в 1870 году Николай. Однако вернёмся к заметкам о. Стефана:

«За усердное служение церкви Божьей (отец) был удостоен различных наград от начальства. Последнюю награду, сан протоиерея, получил 28 июля 1902 г., но из-за ослабления органа слуха должен был выйти за штат.

В обращении с прихожанами о. Матфей отличался великими смирением и отеческою ласковостью и наставительностью. Учение прихожан вере христианской и закону Божию не ограничивалось у него стенами храма, а износилось в дома и семейства, там велось непринужденно и просто. Будучи от природы кротким и застенчивым, он, когда выпивал «красовулю» (рюмку красного вина – Н.С.) у своих духовных детей на праздниках или семейных торжествах, совершенно освобождался от стеснения и делался оживлённым и интересным. Речь его тогда лилась неудержимо и отличалась особенною теплотою и сердечностью. Целые главы Евангелия, в особенности из нагорной беседы Господней, лились из его уст в назидание и душевную пользу слушателей.

Припоминается из моего раннего детства один случай. Раз я был взять на праздник в деревню Нальестров. Уже вечерело, дело служебное было исполнено. Сидит о. Матфей, еще тогда молодой, в доме одного крестьянина, уже старца Сте­фана. Кругом сидят и стоят родственники его. До моего слуха доносится рассказ о троих отроках, брошенных в «разженную семь раз пещь» нечестивым царем за твердость веры их, и как Ангел Господень сошел к ним и превратил горящий пламень в росу. Слушает внимательно семья Степана, и сам он, склонив голову, трепетно внимает словам своего пастыря и легче делается на его сердце и заго­рается в нем луч чистой и живой веры и упования на милость Божью. Теперь уже давно нет тех лиц, нет и той деревни, а в воспоминании моем живо и ясно предста­вляется эта картина, и приятной грустью веет от неё. Прихожане были всегда внимательны и почтительны к о. Матфею, любили его как доброго своего духовного отца и пастыря. Они называли его иногда попросту - «папа».

Приход, бывший с начала служения о. Матфея с немалым числом раскольников, к концу его служения был уже весь православным. Кроме пастырского своего служения, покойный о. Матфей был учителем в церковной школе по всем предметам с 1861 г. по 1873 г. и законоучителем в церковно-приходской школе с 1892 г.

Последние дни своей жизни о. Матфей проживал в доме сына своего - священника Нижне-койдокурского прихода».