Святые Новомученики и исповедники, в Земле Архангельской пострадавшие

(Из пробного варианта Архангельского Патерика под редакцией С.В.Суворовой)

Пробные тексты тропаря и кондака Архангельским святым:

ТРОПАРЬ, глас 2:

Яко звезды Господни пресветлыя,/ подвиги своими страны полнощныя озарившия,/ вси святии, в земли Архангельской просиявшии,/ молитеся за ны ко Господу, / да утвердит нас в Православии и единомыслии, / да избавит нас от бед и скорбей,/ и спасет души наша.

Ин, глас 4:

Цвети прекрасныя земли Архангельския, / Церкви Христовы дивныя прозябения, / вси святии, в земли нашей просиявшии, / и подвиги своими, яко светом солнечным, сию просветившии,/ Владыку всех молите/ мир вселенней даровати/ и душам нашим велию милость.

КОНДАК, глас 3:

Днесь лик святых, в земли нашей Богу угодивших, предстоит в церкви, / и невидимо за ны молится Богу./ Да возрадуется паства Архангельская, сие ведуще,/ да прославит Господа, тако устроившаго, / о нас бо молят вси святии купно Превечнаго Бога.

СКАЗАНИЯ О СВЯТЫХ ПОДВИЖНИКАХ АРХАНГЕЛЬСКОЙ ЗЕМЛИ.

«О велицыи сродницы наши, именовании и безыменнии, явлении и неявленнии, небеснаго Сиона достигшие и славу многу от Бога приимшие, утешение нам, в скорби сущим, испросите, веру нашу падшую возставите и люди расточенные соберите, от нас, яко дар, песни благодарения приемлюще» (Служба всем свяиым, вземле Российской просиявшим. Блаженна, глас 8).

От составителей

«Всему свое время, и время всякой вещи под небом, время рождаться и время умирать, время убивать и время врачевать, время разрушать и время строить…» (Еккл. 3, 1-3) - сказал некогда премудрый царь Соломон. А дело нашего времени - возрождать Православную веру и память о наших святынях и святых. Все это было утрачено нами в годы « воинствующего атеизма». Но у Бога нет забытого и нет забытых. И память невозможно уничтожить. Сейчас к нам возвращается то, что казалось безвозвратно канувшим в небытие. В том числе- и память о святых подвижниках нашей Архангельской земли. В нашей книге мы сделали попытку собрать в единый свод их жития.

Первая попытка создания книги, которая бы содержала сведения о жизни святых Архангельской губернии, была предпринята в начале ХХ в. иеромонахом Никодимом (Кононовым). Сведения о них он собирал в течение 7 лет (с 1893 по 1900 гг.). Первое издание этой книги, имевшей название «Архангельский Патерик», с подзаголовком « исторические сказания о жизни и подвигах русских святых и некоторых других приснопамятных мужей» (1, 2), вышло в 1901 году в Санкт-Петербурге. Впоследствии, когда иеромонах Никодим стал архимандритом, книга эта переиздавалась. Поэтому, ссылаясь на ее автора, мы будем называть его не иеромонахом, а архимандритом.

В послереволюционные годы автор «Архангельского Патерика» принял мученическую смерть в г. Белгороде, где он в сане епископа возглавлял Белгородскую епархию. Это произошло в 1918 г. Убийцей его стал «известный своей жестокостью комендант Саенко, собственноручно убивший тысячи людей» (3, 72). Епископ Никодим был «замучен и изуродован по голове железным прутом и брошен в сорную яму. По другой версии, после издевательств был заживо засыпан негашеной известью, предан погребению лишь через полгода, будучи узнан среди трупов по монашескому параману» (3, 179). На Поместном Соборе Русской Православной Церкви, состоявшемся в г. Москве в августе 2000 г., Священномученик Никодим был причислен к лику святых Новомучеников и исповедников Российских. Таким образом, человек, написавший когда-то книгу о святых угодниках нашего края, ныне сам пребывает в сонме святых как Российской земли, так и Архангельской епархии. И верим, что в молитвах своих ко Господу Священномученик Никодим предстательствует и за нас, живущих на Архангельской земле ныне.

В областной библиотеке г. Архангельска хранился экземпляр «Архангельского Патерика» с автографом архимандрита Никодима. Это была дарственная надпись. Книга предназначалась в подарок Соловецкому монастырю. К сожалению, в 1999 г. этот автограф был утрачен.

Помимо « Архангельского Патерика» перу архимандрита Никодима принадлежал и ряд других, аналогичных сборников. Например, книга «Древнейшие Архангельские святые и исторические сведения о церковном их почитании», вышедшая в 1901 г. в Санкт-Петербурге. Судя по содержавшимся в ней сведениям, дополнявшим «Архангельский Патерик», а также по тому, что аналогичным оформлению и подбору иллюстраций, она являлась как бы приложением к «Архангельскому Патерику». Еще одной его книгой, посвященной северным подвижникам, стал «Олонецкий Патерик» (1, 2), изданный в 1910 г. в Петрозаводске, и содержавший жития святых Карелии, Онежского и Каргопольского районов. К сожалению, в областной библиотеке г. Архангельска этой книги нет. В 1909 г. в Москве была издана книга архимандрита Никодима, посвященная литературно- аскетической деятельности преподобных Паисия Величковского и Макария Оптинского (4, 55). Также, судя по материалам одного из выступлений на третьих общеобразовательных Иоанновских Чтениях, о. Никодим Кононов являлся автором многотомного свода биографий русских подвижников благочестия, который в настоящее время был переиздан Оптиной пустынью.

Характерной особенностью этих книг, в том числе и «Архангельского Патерика», являются, с одной стороны, простое, доступное для читателей различного образовательного уровня, повествование о святых. С другой – использование автором документальных материалов, с научно оформленными ссылками на них.

« Архангельский Патерик» содержал сведения о судьбах не только известных северных святых (таких, как преподобные Зосима и Савватий Соловецкие, Антоний Сийский), но и о малоизвестных или почти неизвестных ( таких как праведные Параскева Пиринемская, Захария и Афанасий Шенкурские). Он был подразделен на ряд частей, посвященных либо подвижникам той или иной местности, либо представителям того или иного известного на Севере монашеского направления. Среди них архимандрит Никодим выделял, например, Ошевенское иночество, представленное преподобным Александром Ошевенским и продолжателями его традиций преподобным Пахомием Кенским, а впоследствии учеником Пахомия - преподобным Антонием Сийским. Был раздел, посвященный монахам- подвижникам Соловецкого монастыря. Еще в одном разделе шла речь о святых Пинежья - праведных Артемии Веркольском и Параскеве Пиринемской, преподобном Макарии Красногорском.

Стоит сказать и о том, что, повествуя о северных святых, архимандрит Никодим отнесся к их памяти с особым уважением и любовью. В предисловии к « Архангельскому Патерику» он нашел для характеристики Архангельской земли такие замечательные слова - «по справедливости можно сказать, что по числу местных святых мужей Архангельская епархия уступает только «Матери градов русских - Киеву и древнему «Господину великому Новгороду» (2, 3). Пожалуй, над этим стоит задуматься и нам, живущим в Архангельской земле сейчас.

К сожалению, в настоящее время изданный почти столетие назад « Архангельский Патерик» архимандрита Никодима стал библиографической редкостью. Хотя в 2000 г. он был переиздан в г. Москве издательством братства Святителя Игнатия Ставропольского, он по-прежнему остается малодоступным для современного боголюбивого читателя. Помимо этого, сейчас он нуждается в исправлениях и дополнениях. Прежде всего потому, что современные территориальные границы Архангельской области не совпадают с границами дореволюционной Архангельской губернии. Сейчас Архангельская область включает в себя ряд территорий, которые раньше относились к другим губерниям. Например, современные Сольвычегодский и Устьянский районы в минувшие времена относились к Вологодской губернии. Каргопольский район - к губернии Олонецкой. С другой стороны, относившаяся ранее к Архангельской губернии территория Кольского полуострова сейчас входит в состав Мурманской области. В связи с этим, такие святые, как преподобные Трифон Печенгский и Варлаам Керетский, биографии которых вошли в « Архангельский Патерик» архимандрита Никодима, сейчас являются святыми уже не Архангельской, а Мурманской области. В связи с этим возникла необходимость в создании книги, которая содержала бы жизнеописания святых подвижников Архангельской области в ее современных территориальных границах. По мере своих сил мы попытались выполнить это в нашей книге, получившей название: «Сказания о святых подвижниках Архангельской земли».

Помимо изменения территориальных границ Архангельской области, среди сонма подвижников, просиявших своими трудами и подвигами на ее территории, появилось много новых имен. Так, в 90-е годы к лику святых было причислено несколько великих угодников Божиих, чьи судьбы непосредственно связаны с Архангельской областью. Это, прежде всего - канонизированный в 1990 г. уроженец пинежского села Суры праведный Иоанн Кронштадтский. А также - причисленный к лику святых в 1992 священномученик митрополит Петроградский и Гдовский Вениамин, местом рождения которого было село, находившееся близ Няндомы. Мы посчитали необходимым поместить в наш сборник также житие выдающегося архипастыря и хирурга, чей опыт совмещения медицинского и епископского служения не имеет себе равных. Речь идет о Священноисповеднике Крымском и Симферопольском Луке, который в 1995 году был причислен к лику местночтимых святых Крымской епархии, и общецерковное прославление которого было совершено на Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви от 2000 г. Для него Архангельск с 1931 по 1933 гг. стал местом ссылки. Безусловно, даже за трехлетний срок пребывания на Севере, Святитель Лука не мог не оставить свой яркий след и на нашей земле.

Определением Архиерейского Собора Русской Православной Церкви в 2000 г. был причислен к лику святых Святитель Арсений, митрополит Ростовский, принявший страдания за Церковь Христову в 18 столетии, в царствование императрицы Екатерины Второй. В связи с тем, что в течение 4 лет он находился в ссылке в Николо-Корельском монастыре Архангельской епархии, его житие также вошло в наш сборник.

Помимо этого, в книгу «Сказания о святых подвижниках Архангельской земли» вошли и жития новомучеников, завершивших на Архангельской земле свой исповеднический подвиг. В их числе - последний из старцев Оптиной пустыни, иеромонах Никон (Беляев), последний настоятель Соловецкой обители, архимандрит Вениамин (Кононов), автор первого «Архангельского Патерика», Священномученики Иларион (Троицкий), а также ряд других новомучеников и исповедников, с житиями которых боголюбивые читатели смогут впервые подробно ознакомиться, прочитав эту книгу. Безусловно, что впоследствии в сонм святых Архангельской земли могут войти и новые имена новомучеников, сохранивших верность Христу «даже до смерти».

В качестве образца для написания нашего сборника было взято несколько книг. Конечно, прежде всего, в качестве основы - дореволюционная версия « Архангельского Патерика», написанная архимандритом Никодимом. Во-вторых, изданное в 1993 г. Свято-Троицким Ново - Голутвиным монастырем «учебное пособие» в шести томах - «Жития русских святых», в котором, почти всегда в современной орфографии, были представлены заимствованные из разных источников (со ссылками на них) жития святых, живших как во времена давно минувшие, так и в относительно недавние. В частности, в это собрание вошли жития Праведного Иоанна Кронштадтского и Священномученика Вениамина Петроградского. Однако, книга эта была издана небольшим тиражом, в связи с чем для читателя- северянина является малодоступной. Кроме них, использовались сведения из многократно переиздававшегося сборника кратких житий русских святых, составленных русской эмигранткой, церковной писательницей монахиней Таисией (Карцовой). Периодизация в хронологическом порядке (по векам), заимствована из дореволюционного сборника «Исторические сказания о жизни святых, подвизавшихся в Вологодской епархии», составленного священником И. Верюжским.

Надо сказать, что жития святых традиционно имели свой стиль изложения, чуждый характерной для светской литературы образности и эмоциональности. Наиболее ярким примером такого изложения являются «Жития святых» Святителя Димитрия, митрополита Ростовского. Однако, в 20 веке, в связи с постепенным оскудением духовности, появились жития святых, изложенные современным светским языком. Ибо это позволяло ознакомиться с ними не только церковным, но и малоцерковным, и даже вовсе нецерковным людям. Это имело целью приобщить и их к той неземной красоте, которая, по словам преподобного Никона Оптинского, сокрыта в духовных книгах. Ибо и Святой Апостол Павел в своем 1 Послании к Коринфянам, писал о том, что он « будучи свободен от всех, во всем поработил себя, дабы больше приобрести: для Иудеев был как Иудей, чтобы приобрести Иудеев, для подзаконных был как подзаконный, чтобы приобрести подзаконных,…для немощных был как немощный, чтобы приобрести немощных. Для всех сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых» (1 Кор. 9. 19-22).

Нередко, с целью облегчения их восприятия, жития святых даже получали в форму небольших повестей. Именно такими стали изданные в 1908 г. (и переизданные в 1992 г. Донским монастырем) жития святых под редакцией известного церковного писателя-новомученика Е. Поселянина (Погожева). Впоследствии, уже в советское время, епископом Варнавой (Беляевым) также был предпринят опыт пересказа житий некоторых святых (Святителя Григория Акрагантийского, преподобной Синклитикии), с использованием не церковной, а светской лексики. Надо сказать, что этот опыт пересказа был весьма удачным. В своих пересказах житий епископ Варнава развивал различные темы, имевшие отношение к сюжету того или иного жития. Например, житие преподобной Синклитикии имеет говорящее за себя название: «Малая аскетика» и повествует о различных аспектах монашеского делания. Епископу Варнаве удалось избежать и той романтичности и некоторой эмоциональности, которая характерна для пересказов, сделанных Е. Поселянином. Совсем недавно, в конце 20 столетия, традицию пересказа житий святых современным светским языком продолжил монах Лазарь (Афанасьев), автор жизнеописаний Преподобных Антония Великого и Серафима Саровского.

Мы попытались избрать форму повествования, которая бы соединяла в себе особенности того и другого стилей повествования о святых.

Что касается частого использования цитат в нашем повествовании, то это связано, с одной стороны, тем, что мы пользуемся различными сборниками житий святых, как дореволюционных, так и переизданных в наше время. Поэтому ссылки на их авторов и составителей являются своеобразной данью их памяти. С другой стороны, в русской средневековой литературе использование многочисленных цитат было своеобразным литературным приемом, традиционным для того времени. «Роль чужого слова, цитаты…в средневековой литературе была поистине грандиозной. Границы между чужой и своей речью были зыбки, часто намеренно извилисты и запутаны. Но это вовсе не означало отсутствия или хотя бы ослабленности своего, самобытного смысла. (5, 39). Поэтому пусть боголюбивый читатель не удивляется обилию цитат в нашем сборнике.

Книга не претендует на полноту биографических сведений о святых Архангельской области. В частности, это касается судеб Соловецких подвижников. Более подробные сведения о них читатель сможет найти в переизданном в 1991 г. Синодальной библиотекой сборнике под названием « Соловецкий Патерик». В настоящее время он является относительно доступным. Мы ограничились только рассказами о тех святых, о которых поведал в своем «Архангельском Патерике» архимандрит Никодим, а также - о судьбе святого 18 столетия - преподобного Иова (в схиме Иисуса) Соловецкого. Также мы не смогли отыскать сведений о некоторых малоизвестных святых (например, праведных Иулиании Сольвычегодской, Параскеве Кеврольской). Также боголюбивый читатель не найдет в нашем сборнике житий ряда Новомучеников и исповедников Российских, пострадавших на территории Архангельской епархии. В том числе - в Соловецком концлагере. Ибо жития, а зачастую и имена их в настоящее время недостаточно известны нам. По этой причине рассказов о них в нашем сборнике нет. Найти, собрать и опубликовать их - станет нашей задачей впоследствии.

Также наша книга не претендует и на научность изложенных в ней данных. Поиск древних рукописных житий и сверка различных их редакций - дело ученых. Тем более, что жития святых не всегда являлись их обстоятельными с научной точки зрения биографиями. В прошлом веке знаменитым русским историком В.О. Ключевским была предпринята попытка исследовать, как исторический источник, жития древнерусских святых. Результатом этого явилась опубликованная в 1891 г. его монография «Древнерусские жития святых, как исторический источник». В. Ключевский, в частности, отмечал, что жития святых писались почти с исключительно назидательной целью. « Единственный интерес, который привязывал внимание общества, подобного древнерусскому, к судьбам отдельной жизни, был не исторический или психологический, а нравственно- назидательный. Он состоял в тех общих типических чертах или нравственных схемах, которые составляют содержание христианского идеала и осуществление которых, разумеется, можно найти не во всякой отдельной жизни» (6, 367). Нередко жития писались спустя долгие годы после смерти святых подвижников, что не могло не отразиться на точности изложения событий из их земной жизни. Жития отличались от биографических очерков примерно так же, как отличается икона святого от его портрета. Цель иконописца - не в том, чтобы передать со всей возможной точностью портретные черты угодника Божия. А в том, чтобы попытаться, насколько это возможно, изобразить «сияние святости» подвижника, «земного ангела и небесного человека». И мы, в нашей книге «Сказания о святых подвижниках Архангельской земли», постарались, по мере сил, «Богу содействующу», составить своего рода словесную икону, показав благочестивым читателям «велий сонм» святых Архангельской земли.

Безусловно, что этот сборник не лишен недостатков и нуждается впоследствии в дополнениях и исправлениях. В связи с этим, по обычаю писателей древности, смиренно просим наших боголюбивых читателей покрыть своей братской любовью все погрешности, которые мы вольно или невольно допустили в нашем повествовании о святых подвижниках Архангельской земли.

20 век.

Священномученик Никодим, епископ Белгородский.

Священномученик Никодим (Кононов) «родился в 1872 г. в Архангельской губернии. Окончил Санкт- Петербургскую Духовную Академию, где на 4 курсе принял монашество и был рукополежен в иеромонаха. Был смотрителем Александро-Невского училища, затем- ректором Калужской духовной семинарии, затем- Олонецкой семинарии. Встречался со св. праведным Иоанном Кронштадтским. Имел степень кандидата богословия ( впоследствии магистра). В 1911 г. хиротонисан во епископа Рыльского, викария Курской епархии. С 1913 г. Преосвященный Никодим становится епископом Курским и Белгородским»(82, 222).

Для нас, жителей Архангельской епархии, имя Священномученика Никодима в особенности дорого. Потому что именно он в 1901 г. издал книгу о подвижниках Архангельской земли - «Архангельский Патерик». Сведения о северных подвижниках, вошедшие в эту книгу, он собирал в течение 7 лет.

Помимо « Архангельского Патерика» Святитель Никодим был автором «Олонецкого Патерика», житий Преподобных Иова Ущельского и Трифона Печенгского, а также являлся одним из главных составителей многотомного труда «Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18-19 столетий». Будучи епископом в Белгороде, он «много потрудился в связи с состоявшимся вскоре открытием св. мощей Святителя Иоасафа Белгородского. Преносвященным Никодимом были составлены две молитвы Святителю, а также большой труд «Житие, прославление и чудеса Святителя Иоасафа» (82, 222).

В послереволюционные годы- годы гонений на Церковь, «архипастырь мужественно встал на защиту Христовой правды и бесстрашно обличал безбожную власть с амвона» (82, 222). В 1918 г., в Праздник Рождества Христова Святитель Никодим был арестован печально знаменитым своими зверствами чекистом Саенко. Однако верующие отправили к Саенко делегацию с просьбой отпустить Святителя. Просьба их была уважена. Владыку выпустили. Однако только на один день. А просивших за него верующих арестовали. Одну из них, жену священника, учительницу Каенскую, в тот же день расстреляли.

На другие сутки Святитель Никодим был повторно арестован, «очевидно, подвергнут пыткам и на четвертый день Рождества убит. Когда Преосвященного вывели на казнь, он трижды благословил производивших расстрел китайцев, и это произвело на них такое впечатление, что они категорически отказались стрелять в епископа, несмотря на угрозы. Были вызваны другие исполнители казни, к которым Владыку вывели уже в солдатской шинели. Это было 10 января (по новому стилю) 1919 г. Труп Священномученика Никодима был брошен в общую могилу. Однако, жители Белгорода ежедневно служили возле этой могилы панихиды, тем самым почитая память убиенного Святителя (3, 73).

Во время прихода в Белгород Белой армии, мощи Священномученика Никодима были перенесены в Свято- Троицкий мужской монастырь и погребены близ раки Святителя Иоасафа Белгородского (82, 223).

Определением Архиерейского Собора Русской Православной Церкви от 13- 16 августа 2000 г. Священномученик Никодим, епископ Белгородский, причислен к сонму Новомучеников и исповедников Российских.

Хотя его мученический подвиг совершился на Белгородской земле, северяне почитают Священномученика Никодима, как своего святого земляка, уроженца Архангельского края. А также - как автора книги о святых Архангельской земли. Среди сонма которых находится ныне и он сам.

Священномученик Вениамин, митрополит Петроградский.

Святитель Вениамин Петроградский родился в 1873 (или 1874 ) году в семье священника Нименского Погоста, отца Павла Казанского. В крещении он получил имя Василия. Села, где он появился на свет, сейчас нет. До конца 80-х годов в этом месте, километрах в десяти от железнодорожной станции Няндома, располагался дом отдыха, впоследствии закрытый (83, 11). А когда- то там было село. И был в нем храм, построенный в честь Праздника Преображения. Сейчас на этом месте строится новый Спасо-Преображенский храм. А 13 августа 2002 г., в день памяти святителя Вениамина, рядом со строящимся храмом был поставлен и освящен памятный Крест. В храме на Нименгском погосте почти сорок лет прослужил уважаемый в округе отец будущего святителя, о. Павел Казанский. Рядом с храмом, где о. Павел прослужил почти всю свою жизнь, он был и похоронен. В годы гонений на веру могила его была срыта, но сейчас установлено место, где она находилась. Между прочим, отец Павел Казанский «много сделал для просвещения местных жителей. В деревнях прихода открыл пять церковных школ» (83, 11). В августе 2002 г. на здании школы в селе Андреевское, где преподавал о. Павел Казанский, была открыта мемориальная доска. Вместе со своей женой Марией, отец Павел воспитал трех сыновей и дочь. «Все сыновья окончили Каргопольское духовное училище и служили Церкви» (83, 11). Среди них Василий был старшим. Отличался застенчивостью, и незаурядными способностями. Очень любил читать книги. Разумеется, духовные. Как сообщает его житие, «полюбив чтение житий святых, он восхищался их духовными подвигами, сожалея о том, что в современном ему мире он лишен возможности пострадать за веру Православную» (67, 284).

Окончив Петрозаводскую духовную семинарию, Василий Казанский продолжил свое образование в Санкт-Петербургской духовной Академии. При этом «студентом он активно участвовал в деятельности « Общества распространения религиозно-нравственного просвещения», организуя беседы среди рабочих. На третьем курсе (в 1895 г.) принял монашеский постриг с именем Вениамина. В 1897 г., по окончании Академии, преподавал в Рижской духовной семинарии, а два года спустя стал инспектором Холмской духовной семинарии. По отзывам ректора этой семинарии, впоследствии митрополита, Евлогия (Георгиевского) «это был молоденький, скромный, кроткий, улыбающийся монах, а дело повел крепкой рукой и достиг добрых результатов» (83, 11).

С октября 1905 г. архимандрит Вениамин был назначен ректором Санкт-Петербургской семинарии. Неоднократно удостаивался правительственных наград. В 1901 г. он был рукоположен во епископа Гдовского, викария Санкт- Петербургской епархии (83, 11).

24 марта 1917 года, «после февральской революции и увольнения на покой митрополита Петроградского и Ладожского Питирима, голосованием клира и мирян он был избран архиепископом Петроградским и Ладожским, и 25 мая утвержден Святейшим Синодом»(83, 11). При этом титул его был изменен на « Петроградский и Гдовский». 13 августа его возвели в сан митрополита.

Назначение епископа Вениамина исходило, таким образом, от самого народа. Спустя 5 лет, во время суда над ним, именно об этом вспомнит его адвокат Гурович: «это же ставленник народа, первый ставленник, который никогда не порывал с народом»(84, 72). Именно так это и было в действительности. Вот еще одно из воспоминаний о нем. «Епископа Вениамина отличало тесное общение с паствой. Он часто служил не только в богатых столичных церквах, но и в храмах на рабочих окраинах и в отдаленных селах. Десятки верст прошел он, нередко под дождем и по грязи, в крестных ходах с общим пением, подавая пример священникам и мирянам. Немалое внимание уделял движению за народную трезвость. Все богослужения сопровождал сердечным словом, близким и понятным простым людям» (83, 11). Люди называли его просто: «наш батюшка Вениамин» (67, 284).

По утверждению современного церковного историка, протоиерея В. Цыпина, митрополит Вениамин «был, вероятно, самым аполитичным во всем российском епископате» (74, 85). Это подтверждается его собственными словами. «Сразу же после избрания на Петроградскую кафедру святитель заявил: «я стою за свободную Церковь. Она должна быть чужда политики, ибо в прошлом она много от нее пострадала. Самая главная задача сейчас - это устроить и наладить нашу приходскую жизнь» (67, 284- 285).

Летом 1921 г. начался голод в Поволжье. Митрополит Вениамин не мог не откликнуться на чужую беду. Он «стал активно привлекать приходы и монастыри Петроградской епархии к оказанию помощи голодающим» (83, 11). «Он благословил передачу церковных ценностей, не имеющих богослужебного употребления, на нужды бедствующих»(67, 285). Известны его слова о том, что он готов своими руками снять драгоценную ризу с почитаемой Казанской иконы Божией Матери и отдать ее, чтобы спасти людей от голода (78, 437). Однако он просил о том, чтобы в комиссию по добровольному изъятию ценностей были включены представители от приходов (83, 11).

Он не знал, что в это время существовала секретная инструкция Совнаркома от 19 марта 1922 года, согласно которой изъятие церковных ценностей должно было производиться в насильственном порядке и « вылиться в «яростную антирелигиозную кампанию», в результате которой планировалось истребить как можно « большее число реакционного духовенства и реакционной буржуазии» (83, 11). Добровольный почин верующих не интересовал никого. Изъятие ценностей стало производиться в принудительном порядке. При этом, естественно, не обходилось без столкновений и жертв. Протоиерей В. Цыпин приводит такую статистику: «при изъятии церковного достояния в 1414 случаях власть прибегала к оружию, в итоге изъятое составило 33 пуда золота, 24000 пудов серебра и несколько тысяч драгоценных камней» (74, 76). В апреле 1922 г. в Москве состоялся первый крупный «церковный процесс» над духовенством, в результате которого пятеро из подсудимых были расстреляны (74, 77). Первый крупный процесс, но отнюдь не последний.

Борьба большевиков с Православной Церковью имела разные формы. В том числе – и в попытках ее расколоть, используя для этого честолюбивых священников, стремившихся захватить в ней власть. И вот «в мае 1922 г. в Москве был арестован Патриарх Тихон, и власти способствовали созданию послушного им «церковного управления» (83, 11). Лучше всего для этого подходили так называемые обновленцы, представители активно сотрудничавшего с Советской властью движения «Живая Церковь». В народе их насмешливо называли «живцами». Самой яркой личностью среди них был протоиерей Александр Введенский. Впоследствии он стал обновленческим « митрополитом». Умный, несколько эксцентричный, Введенский был крайне честолюбивым и гордым человеком. Воспользовавшись кампанией по изъятию ценностей и арестом Патриарха, он попытался осуществить свои честолюбивые планы, добившись от Святителя Тихона благословения на созыв Собора и заявления об уходе на покой. Безусловно, что это была только уловка, предполагавшая захват «живцами» власти в Церкви (85, 247). Однако Святитель Тихон отказался выполнить то, что хотели от него обновленцы, и передал власть своим местоблюстителям, первым из которых был митрополит Ярославский Агафангел (Преображенский), а вторым – митрополит Вениамин (85, 251). Поэтому обновленцы пытались склонить на свою сторону этих иерархов, а, когда это не удалось – устранить их. Так, протоиерей Введенский «попытался утвердить власть ВЦУ (обновленческого Высшего Церковного Управления) в Петрограде. Он явился к митрополиту Вениамину и потребовал от него подчинения ВЦУ»(86, 197).

Однако Святитель Вениамин не только отказался признать обновленцев и подчиниться им, но «обратился к духовенству и верующим с призывом не признавать ВЦУ, считать участников его похитителями церковной власти»(86, 197). А Введенского и его сторонников предал анафеме (74, 84). Но Введенский явился к митрополиту снова. На этот раз не один, а с председателем Петроградского ГПУ Бакаевым. «Они требовали от митрополита отмены постановления о ВЦУ. В случае несогласия угрожали митрополиту гибелью. Он ответил: «делайте, что хотите, а я ни от одного слова не откажусь»(86, 197).

29 мая 1922 года Святитель Вениамин был арестован. Существует рассказ о том, как перед арестом у ворот Александро-Невской Лавры он повстречался с Введенским. Тот подошел под благословение. «Отец Александр, мы же с Вами не в Гефсиманском саду», - сказал митрополит, намекая на предательский поцелуй Иуды. (86, 82). При этом благословить Введенского он отказался.

В это время в покоях митрополита уже шел обыск. А предупрежденный заранее Введенский, как представитель ВЦУ, просто-напросто пришел, чтобы принять его канцелярию (86, 82)…

Есть интереснейшее воспоминание, относящееся к истории отношений А. Введенского и митрополита Вениамина. Уже во время суда над митрополитом один из обвинителей, Драницын, посетил квартиру Введенского. «Когда я поднялся, чтобы уходить, - вспоминал Драницын, - с удивлением увидел на стене, в головах, большой портрет митрополита Вениамина. На нем прочел: «Моему большому другу». Ничего не сказав, посмотрел на Введенского. Он был смущен» (74, 87). Как говорится, комментарии излишни.

!0 июня того же года в Петрограде начался судебный процесс, к которому, помимо митрополита Вениамина, было привлечено еще 85 человек, представителей как духовенства, так и мирян. Этот процесс сполна выявил то уважение, с которым относились к Вениамину жители Петрограда. Когда он входил в зал суда, все, присутствовавшие в зале, вставали(86, 198).

Но исход судебного процесса был предрешен заранее. И приговор, который вынесли подсудимым, оказался жестоким. К расстрелу было приговорено 10 человек. Впоследствии шестерых помиловали. А в отношении четверых - митрополита Вениамина, архимандрита Сергия (Шеина), Ю.П. Новицкого и И.М. Ковшарова смертный приговор оставили в силе.

По-разному встретили его осужденные. «Новицкий в своем последнем слове сказал, что никаких контрреволюционных выступлений не было. Ковшаров заявил, что процесс - маскировка действительных намерений власти. Архимандрит Сергий хладнокровно бросил в лицо судьям: «…я буду жалеть вас и о вас молиться»(86, 204). А святитель Вениамин сказал, что «к самому обвинению он относится спокойно, но не может отнестись спокойно к тому, что его назвали «врагом народа». «Народ я люблю и отдал за него все. И народ любит меня. Не знаю, что вы скажете мне в приговоре: жизнь или смерть? Но, что бы вы ни сказали, я осеню себя крестом и скажу - слава Богу за все»(86, 204).

Они ждали смерти около месяца - с 5 июля 1922 года, когда суд завершился, до той ночи с 12 на 13 августа, когда их, «обритых и одетых в лохмотья, чтобы их не опознали и не отбили у конвоя питерцы, отвезли на станцию Пороховое и там расстреляли»(83, 11).

В настоящее время опубликованы воспоминания одного из участников этого процесса, протоиерея Михаила Чельцова. Он тоже был приговорен к смертной казни, но помилован и расстрелян 9 лет спустя, в 1931 году. В них он описал свои переживания в ожидании расстрела, сделав вывод о том, что даже без смертного приговора «тюремное одиночество легко и естественно может довести до сумасшествия» (87, 130). Благодаря воспоминаниям о. Михаила Чельцова мы знаем о том, как готовился к смерти митрополит Вениамин. Он сообщает рассказ об этом неких «официальных лиц» - «митрополит молится по 14 часов в сутки, и производит на надзирателей самое тяжелое впечатление, почему они отказываются от несения ими их обязанностей в отношении к нему (87, 107). Судя по всему, для надзирателей была очевидна невиновность митрополита и они не боялись говорить об этом. Хотя спасти его, разумеется, не могли.

Существует несколько свидетельств о том, как был расстрелян Святитель Вениамин. Один из очевидцев рассказывал, что «митрополит Вениамин тихо молился, крестясь». Так, с молитвой на устах, и встретил смерть (83, 11).

Есть и другой рассказ, известный благодаря иеросхимонаху Сампсону (Сиверсу). Судя по нему, «семь раз стреляли в него и не могли ничего сделать. Тогда расстрельщик взмолился: «батя, помолись, измучились в тебя стрелять!» Митрополит произнес краткую молитву и «благословил их. Зарядили восьмой раз, и он был убит»(88, 291). Скорее всего, этот рассказ является легендой. Однако, стоит согласиться, что не о всяких людях слагаются такие легенды.

Так мученической кончиной завершилась жизнь Святителя Вениамина Петроградского. В 1992 г. он был причислен к лику святых Православной Церкви.

Особенно свято чтят память Священномученика Вениамина не только в Санкт-Петербурге, где он пострадал за Христа, но и на Каргопольской земле, где он родился. В г. Няндоме в его честь освящен храм. Пока что это единственный в России храм, освященный в память Святителя Вениамина.

Память священномученика Вениамина совершается 31 июля и 4 апреля по новому стилю.

Священноисповедник Лука, архиепископ Крымский и Симферопольский.

Судьба этого святого ярка и неповторима. Ибо в своей земной жизни он соединил два служения Богу и людям. Одно - в качестве архипастыря. Другое - в качестве врача-хирурга. Подобных ему не бывало и вряд ли когда- либо будет.

Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий (так звали в миру Святителя Луку) родился в 1877 г. в Керчи в семье провизора. По окончании гимназии в Киеве в качестве дела, которому решил посвятить жизнь, он избрал медицину. Хотя он сам впоследствии вспоминал, что испытывал больше склонностей к занятиям живописью, тогда как «к естественным наукам чувствовал почти отвращение»(89, 14). Однако, как глубоко верующий человек, посчитал своей обязанностью «заняться тем, что полезно для страдающих людей»(90, 11). И этот жертвенный поступок его был вознагражден Богом. Святитель Лука вспоминал, что, участь на медицинском факультете Киевского университета, он увлекся хирургией. Впоследствии об его хирургическом мастерстве было сложено много легенд. Сам же он в своих «Воспоминаниях» так резюмировал итог своих юношеских исканий - «из неудавшегося художника я стал художником в анатомии и хирургом»(89, 14).

По окончании университета В.Ф. Войно-Ясенецкий в составе медицинского отряда Красного Креста участвовал в русско-японской войне. В военно-полевом госпитале в Чите он успешно оперировал раненых. Между прочим, там он встретил женщину, которая стала его женой и матерью его четырех детей - сестру милосердия Анну Ланскую, которую раненые прозвали « святой сестрой» за ее «исключительную доброту и кротость характера»(89, 17).

Впоследствии семья Войно-Ясенецких жила в разных городах России - Ардатове, Фатеже, Переславле- Залесском, Ташкенте. И везде В.Ф. Войно-Ясенецкий много и успешно оперировал больных. Занимался и научной работой. В 1915 г. вышла его первая книга - «Регионарная анестезия», посвященная вопросам местного обезболивания при оперативном лечении больных. За эту работу автор был удостоен премии Варшавского университета. «Эту награду получали авторы лучших сочинений, прокладывающих новые пути в медицине» (90, 15). В 1916 г. за этот труд он был удостоен степени доктора медицинских наук. Вслед за этим у В.Ф. Войно-Ясенецкого возникла мысль изложить свой обширный хирургический опыт в книге под заглавием «Очерки гнойной хирургии». Причем, как он вспоминал позднее, при этом ему явилась «крайне странная, неотвязная мысль: когда эта книга будет написана, на ней будет стоять имя епископа»(90, 17).

В 1917 г. умерла от туберкулеза жена В.Ф. Войно-Ясенецкого. А в 1921 г. он принял сан священника. Вслед за тем, в 1993 г. - монашеский постриг с именем Луки и епископский сан. Надо сказать, что сам он не искал священнического сана. Стать священником ему предложил епископ Ташкентский и Туркестанский Иннокентий (Пустынский), впоследствии примкнувший к обновленцам и ставший обновленческим «митрополитом Северного края». Между прочим, местом жительства этого «митрополита» впоследствии тоже стал Архангельск, а местом его служения – Соломбальская церковь Святителя Мартина Исповедника. Предложение епископа Иннокентия стать священником хирург В. Ф. Войно-Ясенецкий принял, как Божий призыв, и не стал от него отказываться.

Принятие священства в двадцатые годы требовало от человека немалого мужества. Ведь это было время разгула «воинствующего атеизма». А Святитель Лука не боялся открыто вступиться за Православную веру, которую в то время стремились вытеснить из сердец и памяти людей. Вот его собственные слова, объясняющие, почему он это сделал. «При виде кощунственных карнавалов и издевательств над Господом нашим Иисусом Христом, мое сердце громко кричало: «не могу молчать!» И я чувствовал, что мой долг - защищать проповедью оскорбляемого Спасителя нашего и восхвалять Его безмерное милосердие к роду человеческому»(89, 30). На эту тему он проповедовал и писал. Иногда это проявлялось и во вроде бы житейских эпизодах, когда он заступался за икону, которую выбрасывали из операционной. Или когда отказался лечить человека, повредившего глаз при разрушении храма. Но даже это мог позволить себе только достаточно смелый человек. Особенно, если учесть, что последний случай относится к периоду его сибирской ссылки, когда он был абсолютно беззащитен и бесправен.

Но самой яркой проповедью христианства, которую всю свою жизнь вел Святитель Лука, было его служение в качестве врача-хирурга. Вряд ли возможно назвать хирурга, равного ему в его врачебном искусстве. «Он одним из первых в России делал операции не только на желчных путях, почках, желудке и кишечнике, но даже на сердце и на мозге. Прекрасно владел и техникой глазных операций. Такой диапазон кажется сегодня невероятным…»(91, 14). А один из лучших его биографов, Марк Поповский, упоминает о том, что в 1924 г., за десять лет до официально известного случая трансплантации чужеродной почечной ткани, он пересадил больному почку свиньи, то есть» произвел операцию, с которой отсчитывается эра пересадок почки в нашей стране»(92, 88).

Но этот искуснейший хирург был необычайно смиренным человеком, чуждым врачебных амбиций. Он признавал себя лишь орудием в руках Бога. «Это вас Бог исцелил моими руками. Молитесь Ему», - так говорил он пациентам, пытавшимся его «отблагодарить» (90, 30). При этом больных он благословлял. Перед каждой операцией молился. А перед тем, как сделать на коже разрез, «трижды осенял крестным знамением операционное поле»(93, 86). А если прибавить, что операции его почти всегда были успешными и что сам он говорил, что «исцеляет он с помощью Господа Иисуса Христа»(94, 68), то хирургическая деятельность Святителя Луки была самой настоящей проповедью Православия. Хотя она и не звучала с церковного амвона.

Глубоко христианской была и личная жизнь Святителя Луки. Он отличался крайней нестяжательностью. Даже не брал традиционных в медицине со времен Гиппократа «приношений врачу» от больных (94, 52). Будучи архиепископом в Симферополе, «всегда ходил в чиненых рясах с прорванными локтями». А на предложение племянницы сшить новую одежду отвечал ей так: «латай, латай, Вера, бедных много»(94, 95), предпочитая потратить эти деньги на еду для бедствующих людей. Множество из них ежедневно приходили к дому, где жил Владыка, где их кормили обедом… И это милосердие архиепископа-хирурга было убедительней самых красноречивых, но не подкрепленных делами, проповедей.

За свои православные убеждения Святителю Луке пришлось заплатить 11 годами мытарств по тюрьмам и ссылкам. Енисейск, Красноярск, Архангельск - вот города, где не по своей воле побывал епископ - хирург. Ссылка в Архангельск была второй из его ссылок, и длилась три года - с 1931 по 1933 гг. Причиной ее послужило то, что «в Ташкенте Войно-Ясенецкий был несправедливо обвинен в пособничестве самоубийству одного психически ненормального ученого»(95, 10). Этот человек, профессор И.П. Михайловский, после смерти своего сына забальзамировал его тело и пытался проводить опыты по его оживлению, а позднее застрелился. По просьбе его жены, желавшей похоронить Михайловского по-христиански, святитель Лука выдал священнику справку о том, что профессор был психически болен (96, 206). Это и было вменено ему в вину.

В Архангельске Святитель Лука работал в качестве хирурга в так называемой «2-й Советской амбулатории» (впоследствии поликлинике № 2 Ломоносовского района)(95, 10), а также занимался подготовкой к печати своего основного труда - «Очерков гнойной хирургии». «Ибо первое издание ставших классическими «Очерков гнойной хирургии» увидело свет в 1934 году, как раз после архангельской ссылки(95, 10). Дом, по улице Петроградской (ныне ул. Ломоносова), 126, где жил святитель Лука во время своей ссылки, не сохранился.

В Архангельске епископ Лука пробыл до ноября 1933 г. Хотя срок его ссылки истек еще в мае этого года. По свидетельству одного из биографов Святителя Луки, « вторую свою ссылку он считал легкой»(90, 40). Хотя это несколько не соответствует тому, что писал о ней сам Святитель Лука в своих воспоминаниях: «в первый год жизни в Архангельске я испытывал большие затруднения в отношении квартиры и был почти бездомным» (89, 72). Молиться он ходил в Свято-Ильинский собор.

В Архангельске Святитель Лука «разработал новый метод лечения гнойных ран. Его вызвали в Ленинград, и лично Киров уговаривал его снять сан, после чего обещал тут же представить ему институт. Но Владыка не согласился даже на печатание своей книги без указания сана» (90, 40). Однако, «Очерки гнойной хирургии» все-таки вышли в 1934 году, выдержав два переиздания. По вполне понятным причинам, на обложке этой книги «имя епископа» не стояло. Хотя давнее предчувствие автора о том, что он в это время будет епископом, сбылось. За этот труд Святитель Лука получил в 1946 г. Сталинскую премию 1 степени. Причем почти всю пожертвовал «в помощь детям, пострадавшим в войне»(90, 52).

Для нашего времени чрезвычайно актуален его опыт перенесения лишений. Известно, что они способны сделать человека озлобленным, безжалостным, мстительным. Но Святитель Лука, много выстрадав, сумел не превратиться в замкнутого мизантропа. Не следует думать, что он забыл то, что пережил «по острогам и ссылкам»(94, 85). Он не забыл ничего, но просил гонителям. И при этом не разучился быть милосердным к больным. Известно, что когда началась Великая Отечественная война, он, будучи в очередной ссылке под г. Красноярском, «пришел к руководству райцентра и предложил свой опыт, знание, мастерство для лечения воинов Советской армии»(90, 48). Причем это не было попыткой получить свободу. Потому что заявление, сделанное в связи с этим архиепископом Лукой, кончалось потрясающими словами - «по окончании войны готов вернуться в ссылку» (94, 46). Стало быть, он, как врач, просто-напросто не мог оставаться в стороне при виде страданий людей, которым он мог бы помочь.

С октября 1941 г. Святитель Лука стал консультантом всех госпиталей Красноярского края и главным хирургом эвакогоспиталя. При этом много работал, совершая по пяти больших операций в день. Несмотря на то, что в это время ему было уже за шестьдесят, проводил в операционной по пять- десять часов ежедневно. Особое внимание уделял тяжелораненым (94, 49-50), которых нередко спасал от смерти.

Одиннадцать лет, через мытарства тюрем и ссылок, пронес Святитель Лука верность избранному им жизненному пути, верность Православию. Его пытались сломить, увлечь заманчивыми обещаниями, уговорить. Даже его родной брат Владимир, в посланном ему в 1922 г. письме уговаривал его снять рясу и уйти в науку, в создание новых трудов по хирургии (96, 192). Он мог бы получить свободу, известность, возглавлять институт, который ему готовы были предоставить, ценой одной-единственной уступки. От него требовалось только снять сан, покаяться перед властью, отречься от Бога. Он предпочел вынести любые страдания, но не предал свою веру. Свобода пришла к нему лишь в 1942 году. В 1944 г. он становится архиепископом Тамбовским. В 1946 г. - архиепископом Крымским и Симферопольским. В это время из-за прогрессирующей потери зрения Святитель Лука уже не мог заниматься хирургической деятельностью.

Творческое наследие Святителя Луки крайне обширно. Это и труды по медицине. И проповеди, «из которых 750 записаны и составляют 18 томов машинописи»(90, 67). И написанная им с целью доказать истинность Православия неверующим и отступившим от веры людям, книга «Дух, душа, тело»(90, 56). И, наконец, воспоминания, которые неоднократно переиздавались (например, в 1996 г., под названием «Я полюбил страдание…»). Много страданий выпало на долю Святителя Луки. Но он знал, что терпит их за правое дело - за дело Божие. И иной судьбы для себя не хотел. На исходе своей жизни, в одном из писем к сыну, он написал - «даже если бы не изменилось столь существенно положение Церкви, если бы не защищала меня моя высокая научная ценность, я не поколебался быв снова выступить на путь активного служения Церкви. А к тюрьме и ссылкам я привык и не боюсь их»(89, 159).

О Святителе Луке сложено много легенд. Одну из них, не публиковавшуюся ни в одной из книг о нем, мне пришлось слышать от одной, ныне покойной, прихожанки Соломбальского храма. Эта женщина лечилась у Святителя Луки, вероятно, в период его архангельской ссылки. Ее воспоминания об архиепископе Луке были кратки, и сводились, в основном, к удивлению тем, что он был одновременно и врачом, и архиереем. Более интересной была легенда, которую она рассказала мне. Она относится к последним годам жизни Святителя Луки (примерно к 1955- 1961 гг.), когда он окончательно потерял зрение. Несмотря на то, что это произошло, многие тяжелобольные люди, для которых надежда на его помощь оставалась последней надеждой, отказывались верить, что великий хирург уже ничем не сможет им помочь. Ведь «окружающие привыкли видеть в нем не слабого старика, а ученого, целителя, благодетеля, сильного своей наукой и своей верой» (94, 117). И они по-прежнему посылали ему письма, умоляя о помощи, прося совета. Слепому архиепископу эти письма читал его секретарь. А он диктовал для каждого больного ответы с рекомендациями, как им поступить. Причем те, кто следовал этим советам, исцелялись.

Жизненный путь Святителя Луки завершился 11 июня 1961 г. в Симфорополе. Определением Синода Украинской Православной Церкви от 22 ноября 1995 г. он был причислен к лику местночтимых святых. А определением Поместного Собора Русской Православной Церкви от 13-16 августа 2000 г. установлено всероссийское почитание памяти Священноисповедника Луки.

Память священноисповедника Луки празднуется по старому стилю 29 мая (по новому стилю- 11 июня).

Преподобномученики Вениамин и Никифор.

Преподобномученик Вениамин был последним настоятелем Спасо-Преображенского Соловецкого монастыря, до его закрытия Советской властью в 1920 году. Он родился в 1869 г., в Шенкурском уезде, в семье крестьянина. В 1893 году Василий Васильевич Кононов (так звали будущего преподобномученика в миру), покинув родительский дом, отправился в Соловецкий монастырь, где три года был трудником. В 1897 году он стал послушником этого монастыря. «В течение шести лет он проходил череду послушаний - старостой в хлебопекарне, заведующим расходческой лавкой» (97, 53).

Об его духовном возрастании в этот период могут свидетельствовать строки из его послужного списка. Вот какая характеристика давалась в нем послушнику Николаю: «очень благонравен, послушен и верен, с большими задатками к внутреннему самоуглублению и духовной деятельности» (97 ,53).

В 1903 г. послушник Николай был пострижен в монахи, получив при этом имя- Вениамин. В 1905 г. рукоположен в сан иеродиакона, а в 1908 г. – в сан иеромонаха. Одновременно со служением в храме он проходил и другие послушания - «состоял законоучителем братского училища, приставником при святых мощах Преподобных Зосимы и Савватия» (97, 53). В 1909 г., после кончины монастырского духовника, иеромонаха Дамаскина, новым духовником Соловецкой обители был избран иеромонах Вениамин.

«В 1912 г, после девятнадцатилетнего пребывания в Соловецком монастыре, отец Вениамин назначается на должность настоятеля Антониево-Сийского монастыря, с возведением в сан архимандрита» (77, 54). А в августе 1918 года архимандрит Вениамин становится настоятелем монастыря, где начиналась его иноческая жизнь - Соловецкой обители.

Жизнь в северных монастырях перед революцией и после нее была отнюдь не спокойной и безмятежной. Революционные идеи легко увлекали часть насельников и насельниц обителей, не всегда отличавшихся духовной стойкостью. Так в 1912 г. в женском Сурском монастыре «монахини, забыв иноческий обет, водили знакомство с ссыльными, пели революционные песни» (98, 10). Ряд послушниц отказывались повиноваться настоятельнице, игумении Порфирии, за что были изгнаны из монастыря (56, 114). Сейчас в это трудно поверить - но это действительно было. Впоследствии, в декабре 1920 г. сурским монахиням на горьком опыте пришлось убедиться в лживости революционных лозунгов и идей. Ибо в декабре того самого года их монастырь был закрыт, а сами они в зимнюю стужу изгнаны оттуда…

Нечто подобное пришлось пережить и Соловецкому монастырю, где летом 1918 г. объявилась группа «красных монахов», бывших матросов с броненосца «Потемкин». Однако «архимандриту Вениамину удалось восстановить внутренний порядок. Монахи-бунтовщики покинули архипелаг» (97, 54).

Спустя месяц после взятия г. Архангельска частями Красной армии, «на Соловки прибыла Особая комиссия Губревкома, начались обыски и ограбление монастыря, вывоз ценностей, которые удалось обнаружить, запасов продовольствия» (97, 54). В том же году архимандрит Вениамин и его ближайший помощник иеромонах Никифор (Кучин) были арестованы и отправлены на принудительные работы в село Холмогоры, в только что организованный там концентрационный лагерь. Они пробыли там два года, пребывая, по выражению одного из страстотерпцев того времени, «во узах и горьких работах».

Холмогорский концлагерь был, пожалуй, страшнее печально знаменитого Соловецкого концлагеря- «СЛОН». В нем производились массовые расстрелы. Так, на острове Ельничном за два дня было казнено около 700 человек. В основном это были священнослужители. Среди них мог оказаться и архимандрит Вениамин. Однако, Господь, по недоведомым судьбам Своим, не благоволил ему принять мученический венец в Холмогорском лагере. Это произошло позднее.

Спустя два года лагерных мытарств архимандрит Вениамин и иеромонах Никифор были освобождены. К этому времени Соловецкий монастырь был уже упразднен, а через год, в 1923 г., превращен в концлагерь. Поэтому бывшие насельники разоренной обители приехали в Архангельск. Одно время жили они на Соловецком подворье, а затем, по 17 июня 1926 г., им давал приют архангельский фармацевт, Александр Алексеевич Левичев. «Православный хозяин денег с монахов не брал, жили они на пожертвования, присылаемые духовными детьми архимандрита» (97, 54).

Однако архимандрит Вениамин, пытаясь «устроить монастырскую жизнь заново» (97, 54), покинул Архангельск. «По совету бывшего послушника Соловецкого монастыря Степана Антонова летом 1920 г. монахи переехали в село Часовенское Архангельской области к сестре Степана Анне Антоновой, и этим же летом соорудили в глухом лесу небольшую избу, на расстоянии сорока верст от ближайшего населенного пункта - деревни Коровкинской» (97, 55). В тех краях, помимо них, скрывались другие насельники Соловецкого монастыря, изгнанные безбожниками из родной обители.

Жизнь архамандрита Вениамина и иеромонаха Никифора проходила подобно жизни пустынников прошлого, «в молитвах и постоянных трудах» (97, 55). Они ловили рыбу, выращивали овощи, которыми и питались. Обстановка их лесной кельи была бедной и убогой. Единственными «ценностями» были самовар, кофейник, да еще настольные часы. В лесной глуши, вдали от людей, изгнанники- монахи прожили три год. 16 апреля 1928 года, накануне Праздника Пасхи, два пришлых в эти края крестьянина, Степан Ярыгин и Владимир Иванов, решили ограбить монахов. Ради этого злодеи готовы были на убийство беззащитных людей. Вооружившись винтовкой и ножом-штыком, они направились в лес.

В это время архимандрит Вениамин и иеромонах Никифор совершали праздничное вечернее Богослужение. Шел вторник Светлой седмицы. Возможно, что до карауливших наступление ночи убийц доносились звуки Пасхального тропаря: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав»…

«Когда совсем стемнело, и в доме погас свет, Иванов и его сообщник подошли к избушке и начали через окна стрелять в монахов. Стрелял Иванов. Однако ограбить избушку они не смогли: обуял необъятный ужас. Они так и не посмели войти в келлию». Забрались только на чердак, где прихватили кое-какие немудрящие вещи убитых монахов, а также керосин. Керосином они облили избушку снаружи, а затем подожгли. В это время «мученики-иноки были еще живы - на следствии Иванов говорил, что слышал их крики» (97, 55).

Так, мученическим венцом завершилась земная жизнь последнего архимандрита Соловецкого монастыря, преподобномученика Вениамина, который удостоился «ради Христа не только веровать в Него, но и страдать за Него» (Флп. 1. 29).

На Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви от 13- 16 августа 2000 г. священномученик Вениамин был причислен к сонму Новомучеников и исповедников Российских. Память его совершается в день его мученической кончины.

Преподобномученик Никон Оптинский.

Преподобномученик Никон был последним из сонма известных не только в России, но и за ее пределами старцев Калужской Введенской Оптиной пустыни. Он родился 26 сентября 1888 г. в многодетной дружной и благочестивой семье московских купцов Беляевых. В Крещении был назван Николаем, в честь Святителя Николая, Мирликийского Чудотворца (99, 11).

Заслуживает внимания один случай, произошедший с его матерью, Верой Лаврентьевной. Однажды дом Беляевых посетил Праведный Иоанн Кронштадтский. «Отслужив молебен, он благословил молодую мать и подарил ей свою фотографию с собственноручной подписью и датой - год 1888 - год рождения сына Николая» (99, 12).

«Коля рос веселым, резвым ребенком. Несмотря на некоторую неповоротливость, он был очень ловок, предприимчив и изобретателен в разных детских играх и забавах» (99, 13). Но в это же самое время с ним произошло еще одно необыкновенное событие. В возрасте лет пяти мальчик тяжело заболел. Все усилия врачей спасти его оказались безрезультатными. Обнимая похолодевшее, бездыханное тельце младенца, его мать горячо молила Святителя Николая сохранить ему жизнь. И совершилось чудо. Мертвый ребенок ожил. «Впоследствии Оптинский старец Варсонофий особенно подчеркивал таинственное значение этого случая, в смысле явного предназначения Николая к иноческой жизни» (99, 12).

Следует сказать и о том воспитании, которое получили Николай Беляев и его братья и сестры. Их родители позаботились о том, чтобы дети не только обучились светским наукам и музыке, но и о том, чтобы они выросли благочестивыми людьми. Маленькие Беляевы почти ежедневно посещали храм, выполняли утреннее и вечернее молитвенное правило. В доме часто читались вслух Евангелие и жития Святых (99, 17). Особенным благочестием отличался младший брат Николая - Иванушка, мечтавший о монашестве.

Окончив гимназию, Николай Беляев поступил учиться на физико-математический факультет Московского университета. Однако, «сердце его было занято другим - «единым на потребу»» (99, 22). 11 февраля 1907 г. Николай и Иван Беляевы объявили матери о своем желании уйти в монастырь. Вера Лаврентьевна благословила сыновей медными крестиками. Впоследствии, став иеромонахом Никоном, через все страдания пронес и сохранил Николай Беляев материнское благословение (99, 25).

22 декабря 1907 г. братья Беляевы поселились в Иоанно-Предтеченском скиту Оптиной пустыни. Предварительно они несколько раз гостили в Оптиной. В это время Николаю исполнилось 19 лет. Ивану - 17 (99, 37). Около года братья проходили различные послушания, в том числе связанные с незнакомым им прежде тяжелым трудом. Выдержав предварительный искус, 29 января 1908 г., они были причислены к братству скита в качестве послушников. Духовным руководителем их стал скитоначальник игумен Варсонофий.

Судьба этого подвижника, также причисленного к лику святых на Архиерейском Соборе 2000 г, заслуживает хотя бы краткого рассказа о ней. Старец Варсонофий (в миру Павел Иванович Плиханков) «происходил из дворянской семьи, был по-светски образованным и очень начитанным, как в мирском, так и в духовном отношении»(99, 123). До своего ухода в монастырь был военным, ушел в отставку в чине полковника. Когда он сменил офицерский мундир на подрясник послушника, ему было уже 47 лет (100, 75). Еще живя в миру, он вел жизнь, непохожую на мирскую, за что подвергался насмешкам сослуживцев. Например, за то, что на каждый праздник собирал бедных ребятишек и устраивал им угощение (101, 98). Или за то, что не посещал танцев и спектаклей в театре - обычных развлечений богатых людей того времени.

Позволим себе привести боголюбивому читателю одно из изречений преподобного Варсонофия. В нем он говорит о духовном восхождении, к которому призван каждый православный христианин. «По примеру праведного Моисея оторвемся и мы от суеты и молвы людской, пойдем на Синай. Хорошо там! Хорошо быть с Господом! А на Фаворе со Христом Спасителем, наверное, еще лучше. Нужно идти на Фавор. Но всегда помнить при этом, что путь туда человеку через Голгофу. И иного пути нет» (102, 70- 71). Эти слова как нельзя лучше подходят для нас, христиан современности, призванных, по пророческим речениям преподобных Отцов древности, спасаться терпеливым перенесением находящих скорбей.

Однако путь на Голгофу способен проделать не каждый. И слишком велик соблазн сойти с креста. Так произошло с младшим братом Николая Беляева, Иваном. «Иванушка», восторженный юноша, мечтавший о монашестве, не смог вынести всех трудностей иноческого жития. Не смог выработать в себе смирения, отсечения своей воли. Поэтому в 1910 г. Иван покинул Оптину пустынь. Впоследствии он женился на сестре милосердия, забыв про свое увлечение монашеством и про то, что некогда был иноком (99, 138). Николай же остался в Оптиной Пустыни на долгие годы. Пока, в годы Советской власти, монастырь не был закрыт, а остававшиеся в нем монахи - изгнаны или арестованы.

В апреля 1910 г. послушника Николая постригли в рясофор. Старец Варсонофий напутствовал юного инока следующими словами: «Постриг в рясофор имеет большое значение для монаха. Какое дадите себе направление и настроение в первое время при пострижении, таким оно и останется до конца жизни» (101, 109). Это напутствие, а также многие другие душеполезные изречения игумена Варсонофия, сохранил для нас «Дневник», который вел послушник Оптиной пустыни Николай Беляев. Записи в нем обрываются с того времени, когда в 1912 г. старец Варсонофий был посвящен в сан архимандрита и назначен настоятелем Свято- Троицкого Ново-Голутвина монастыря под Москвой.

Спустя 3 года, 24 мая 1915 г., 27-летний инок Николай Беляев был пострижен в мантию с именем Никон. А перед самой революцией, 3 ноября 1917 г. его посвятили в сан иеромонаха. В этом сане он пребывал до самой своей мученической кончины - последний из оптинских старцев…

В 1923 г. Оптина пустынь, подобно множеству других российских монастырей, была закрыта. «В качестве музейных рабочих и сторожей в монастыре оставили 15 братьев, а остальным приказали убираться, куда глаза глядят»(103, 17). По благословению последнего архимандрита Оптиной пустыни, Исаакия 11, иеромонах Никон остался служить при монастырском храме в честь Казанской Божией Матери. «Благословляю тебя служить и принимать людей на исповедь» - сказал он иеромонаху Никону (103, 18). И тот пробыл в стенах разоренного монастыря еще около года, духовно окормляя маленькую общину, состоявшую из сестер закрытого к тому времени женского Шамординского монастыря.

«В кухне служили всенощные бдения, сюда приходили духовные дети из Козельска и многочисленные богомольцы, по-прежнему съезжавшиеся к могилкам старцев со всех концов России: народная тропа в Оптину не желала зарастать» (103, 19). Наконец, в июне 1924 года, отец Никон был изгнан из стен Оптиной пустыни « воинствующими атеистами». Последний раз отслужив всенощное бдение, он покинул монастырь и переселился в г. Козельск, где служил в Успенском соборе. При этом иеромонах Никон «окормлял уцелевших шамординских монахинь и паломников» (103, 19).

В 1927 г. иеромонах Никон был арестован. Около года он пробыл в тюрьме г. Калуги. Отсюда, при одном из свиданий, он передал пришедшей навестить его монахине Амвросии (Оберучевой) книгу, которая была с ним в его заключении. То был 5 том сочинений Святителя Игнатия Брянчанинова - «Приношение современному монашеству». На полях книги рукой иеромонаха Никона были сделаны заметки. Сейчас они изданы отдельной брошюрой под названием «Завещание духовным детям». Приведем некоторые из этих изречений:

«Необходимо всем приготовиться к скорбям. Без признания себя достойным скорбей за свое падение нельзя познать Спасителя. Бесскорбная жизнь - признак неблаговоления Божия к человеку. Не следует завидовать живущим бесскорбно, ибо конец их бесскорбия плачевен. Искушения и скорби обнаруживают состояние души человеческой, выражаясь языком современным, они являются как бы каким экзаменом. Принимай то, что посылает Бог. Плод скорбей - в очищении души и ее духовном состоянии. Его надо хранить» (104, 11). «Скорби попускаются, чтобы обнаружилось, кто любит Бога действительно. Без терпения скорбей даже благодарная душа не способна к Царствию Божию. Твердое терпение скорбей равносильно мученичеству. Скорби ничего не значат в сравнении с духовными благами» (104, 15).

«Великодушие и настойчивость в борьбе с грехом необходимы, хотя бы грех по временам и одолевал. Призыв к покаянию - зов Божий. Оживление души совершается волею Божией и силою Божией. Но от человека требуется его произволение в принесении Богу покаяния. Срок покаяния, потребного согрешившему, известен единому Богу. Покаяние только тогда признается искренним и действительным, когда последствием его бывает оставление греха смертного» (104, 24).

«Чтение - одно из необходимых деланий. Без чтения или слушания чтения нельзя узнать истину. Говоря о чтении, разумею исключительно чтение Священного Писания и писаний отеческих и церковных. Духовному росту предела нет, поэтому перечитывание имеет огромное значение. Лучше с благоговением и вниманием перечитывать небольшое количество книг, нежели многое читать наскоро. Но чтение только тогда будет приносить желаемую пользу, когда читаемое будет по мере сил и возможностей входить в жизнь, становится правилом жизни, а не простым, голым, бездушным и холодным знанием. Поэтому нужно читать со вниманием и стараться жить по духу того, что читаешь»(104, 9).

27 января 1928 г., иеромонах Никон вместе с другими заключенными был отправлен на Соловки. Однако из-за непогоды этап задержался на пересыльном пункте в Кеми. Там отца Никона оставили в качестве сторожа. В апреле 1929 г. он был переведен в Карелию, на Попов остров. Отбыв лагерный срок, иеромонах Никон был отправлен «на вольную ссылку» в пределах Архангельской области.

Перед отправкой в ссылку заключенные проходили медосмотр. Во время его врач обнаружил у иеромонаха Никона туберкулез легких и посоветовал просить о переводе в местность с более здоровым климатом. Посоветовавшись со своим товарищем по заключению, оптинским монахом Агапитом (Таубе), отец Никон решил предать себя воле Божией, сказав врачу: «воля Божия да совершается…» «Вот слова праведной души, всего себя, всю жизнь и все благоговейно приносящей в жертву Богу!»(99, 215).

В июне 1930 г. иеромонах Никон и о. Агапит поселились в деревне Нижнее Ладино под Архангельском. Однако, в августе 1930 г. отца Никона переместили на Пинегу, в деревню Воспола. Это было его последнее земное пристанище, последний этап его земного страдания. Он нашел квартиру в «доме одной женщины, которая, кроме большой платы деньгами, поставила в условие своему квартиранту выполнять все тяжелые физические работы по дому» (99, 220). Эта женщина «с характером исключительно сварливым, злым и жестоким, помыкала им, как рабом своим. Казалось, что сам бес вселился в нее, заставляя мучить о. Никона. Жестокая старуха не давала ему ни покоя, ни отдыха. Изнемогая от слабости, он беспрекословно выполнял все…при постоянно повышенной температуре и с больной ногой» (99, 222-223). В конце концов, узнав, что он неизлечимо болен туберкулезом, она в зимнюю стужу выгнала его из дома, выбросив на улицу его вещи…(99, 225). Тогда его товарищ по несчастью, бывший насельник Оптиной пустыни, иеродиакон Петр, перевез умирающего о. Никона в околоток Козлово, в деревню Валдокурье, за 3 км. от Восполы, в дом Александры Ефимовны Прялковой, где жил и сам.

Там его разыскала приехавшая к нему духовная дочь, инокиня Ирина (впоследствии схимонахиня Серафима). Она нашла отца Никона уже угасающим, прикованным к одру болезни, покрытым вшами. В таком состоянии он «выполнял свое молитвенное правило, читал Священное Писание, писал письма» (99, 232). Единственным, что печалило его, было то, его духовник, отец Паисий, не благословил его причащаться Св. Христовых Таин самому. А приходил к нему редко - раз в неделю…»(103, 24).

Инокиня Ирина своими заботами скрасила последние дни умирающего преподобномученика Никона. Она же стала свидетельницей видения, бывшего ему за 4 дня до кончины. Перед смертью он видел Оптинского старца Макария, который пришел его исповедать. «Не зная, что и думать, она ушла на другую половину дома, откуда, казалось целую вечность звучал батюшкин голос, и она боялась расслышать слова этой таинственной исповеди» (103, 25).

На чужбине, среди страданий, 8 июля по новому стилю, завершилась земная жизнь последнего старца Оптиной пустыни- иеромонаха Никона. Кончина его была праведной. До самой смерти он писал записочки своим духовным чадам. Вот текст последней из них: «какая красота в духовных книгах…» Она так и осталась недописанной.

«Господь даровал Своему слуге мирную христианскую кончину, и по преставлении почтил соответствующим его сану и заслугам погребением». Проводить его в последний путь пришло множество ссыльных. Одних священнослужителей было 12. Несмотря на то, что все они находились на работе, за 60 км. от Валдокурья, они вдруг получили выходной - «точно на погребение его они были отпущены» (99, 240).

В 30-е годы могила иеромонаха Никона была раскопана хулиганами. Поэтому «его духовные чада совершили перезахоронение» (103, 28). Лишь немногие знали, где находились его мощи.

По недоведомым судьбам Божиим местом кончины последнего из оптинских старцев стала Архангельская земля. Поэтому он, один из сонма святых подвижников этой обители, духовный наследник живших прежде него ее отцов, является молитвенником и за наш край. И через него протянулась незримая нить духовной связи между Оптиной Пустынью и далеко отстоящим от нее Архангельским краем.

Дом, где умер иеромонах Никон, сохранился до наших дней. Это - единственный уцелевший дом в околотке Козлово (103, 28). А 8 июля 1989 г. над восстановленной могилой преподобномученика Никона была совершена первая панихида. Отслужил ее прибывший на Пинегу насельник возрожденной Оптиной пустыни - иеромонах Феофилакт.

Определением Архиерейского Собора, проходившего в г. Москве с 13 по 16 августа 2000 г., иеромонах Никон (Беляев), в числе других 14 отцов Оптиной Пустыни, был причислен к лику святых. Память его празднуется 25 июня по старому стилю. По новому стилю дата эта приходится на 8 июля.

СВЯЩЕННОМУЧЕНИК ИЛАРИОН, АРХИЕПИСКОП ВЕРЕЙСКИЙ.

Священномученик Иларион (в миру Владимир Алексеевич Троицкий) родился 13 сентября 1886 г. в селе Липицы Тульской губернии, в семье священника. Род Троицких был потомственным священническим родом. Священниками были не только отец, но и дед святителя Илариона, оставивший по себе память, как о человеке праведной жизни. Один из братьев святителя Илариона также стал священником, а другой брат – епископом (105, 379). А сам он с детства привык часто быть в церкви, помогать при Богослужении, читать и петь на клиросе. То есть, говоря словами праведного Иоанна Кронштадтского, с малолетства «жил в Церкви».

После смерти жены о. Алексия Троицкого его осиротевших детей воспитывала их тетя, учительница церковно-приходской школы. Возможно, именно этой женщине Володя Троицкий сызмальства полюбил учебу и всегда стремился к знаниям. Так однажды он, в ту пору пятилетний мальчик, взяв с собой младшего братишку, пешком отправился в Москву учиться. Когда же тот устал и расплакался, Володя сказал ему: «ну и оставайся неученым» (106, 169). Разумеется, маленьких искателей знаний быстро догнали и вернули домой. Однако, в этом, вроде бы бытовом эпизоде, сполна проявилось то, что отличало святителя Илариона всю его жизнь – целеустремленность и мужество. Истоки непоколебимой стойкости, проявленной им в тюрьмах и лагерях, следует искать именно в этом, вроде бы, малозаметном, эпизоде из его детства.

По окончании с отличием Тульского духовного училища, а затем духовной семинарии, Владимир Троицкий поступил в Московскую духовную академию, которую закончил в 1910 г. со степенью кандидата богословия. В 1913 г. за свою магистерскую диссертацию «Очерки из истории догмата о Церкви» он получил не только степень магистра богословия, но и премию митрополита Московского Макария, что свидетельствовало о том, сколь высокую оценку получил его богословский труд.

Безусловно, что молодого богослова ожидали ученые и преподавательские труды. Однако душа его стремилась к иному – к монашеской жизни. 28 марта 1913 г. в пустыни Святаго Духа Параклита, находившейся близ Троице-Сергиевой Лавры, Владимир Троицкий принял монашеский постриг с именем Иларион. В апреле того же года его рукоположили во иеродиакона, а в начале июня – во иеромонаха. 30 мая иеродиакон Иларион был назначен инспектором Московской духовной академии, а уже в июле возведен в сан архимандрита. В декабре 1913 г. он был утвержден в звании экстраординарного профессора по кафедре Священного Писания Ветхого Завета. Со стороны может показаться, что архимандрит Иларион «сделал стремительную и блестящую карьеру». Но он всегда был чужд честолюбивым мечтам, и о своей инспекторской деятельности «всегда вспоминал, как о каком-то кошмаре, почти равном по тягости тюремному заключению» (105, 391), отвлекавшем его от той тихой монашеской жизни, к которой он стремился всей душой. Тем не менее, он воспринял свое назначение на инспекторскую должность, как послушание, выполнение которого для него, монаха, было обязательно.

Святителю Илариону принадлежит фраза, ставшая крылатой: «вне Церкви нет спасения». Действительно, тема Церкви и жизни в ней – являлась ключевой как в его творчестве, так и в его жизни. Вот некоторые из его высказываний о Церкви, звучащие в настоящее время не менее злободневно, чем в те времена, когда они были написаны:

«С гордостью говорит наш современник: «богат есмь и обогатихся и ни в чем не имею нужды; но не знает он того, что он несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг (Апок. 3. 17). И все это потому, что вера Христова перестала быть жизнью, что не единому Богу поклоняются люди, а натворили себе несчетное множество кумиров, кумиров бездушных, которые не могут одухотворить жизнь и сделать ее содержательной. Идолы все больше и больше вытесняют Христа из жизни людской. Все, касающееся веры, все более становится в наши дни «частным делом», даже таким,…которому нет и быть не должно никакого места в жизни. В наши дни христианство проявляется только как личное потаенное благочестие, но совсем оскудела христианская жизнь. Христианская жизнь возможна только в Церкви; только Церковь живет Христовой жизнью…» (105, 384)

Однако архимандрит Иларион не просто пассивно констатировал печальный факт того, что современное ему общество все более и более отходит от истинной веры – Православия, изобретая всевозможные псевдохристианские лжеучения и увлекаясь ими. Он боролся за души людей, прежде всего – своим пастырским словом. «Его проповеди звучали с церковного амвона, словно колокол, призывая народ Божий к вере и нравственному обновлению» (106, 169). Когда же на Поместном Соборе 1917-1918 гг. встал вопрос о восстановлении Патриаршества, наиболее вдохновенную речь о необходимости избрания Первоиереарха Русской Православной Церкви, прекратившую споры, которые возникли по этому поводу, произнес именно архимандрит Иларион: «Зовут Москву сердцем России. Но где же в Москве бьется русское сердце? На бирже? В торговых рядах? На Кузнецком мосту? Оно бьется, конечно, в Кремле. Но где в Кремле? … в Успенском соборе. Там, у переднего правого столпа, должно биться русское православное сердце. Святотатственная рука нечестивого Петра свела Первосвятителя с его векового места в Успенском соборе. Поместный Собор Церкви Российской от Бога данной ему властью постановит снова Московского Патриарха не его законное, неотъемлемое место. И когда под звон московских колоколов пойдет Святейший Патриарх на свое историческое священное место в Успенском соборе, будет тогда великая радость на земле и на небе» (74, 25). «Мы не можем не восстановить Патриаршества; мы должны его непременно восстановить, потому что патриаршество есть основной закон высшего управления каждой поместной Церкви» (74, 26). Поэтому можно сказать, что в том, что в 1917 г., спустя почти два столетия после того, как Петр Первый упразднил Патриаршество, оно было восстановлено, и Первоиерархом Русской Православной Церкви стал Святитель Тихон (Беллавин), была заслуга и архимандрита Илариона, выступление которого прозвучало, как голос Церкви и заставило замолчать противников Патриаршества (105, 402).

Как уже упоминалось выше, Святитель Иларион был «человеком Церкви» - он жил в ней, он защищал ее, стремился к ее укреплению. Поэтому с приходом к власти богоборцев и началом гонений на Церковь, он разделил и ее страдания. В марте 1919 г. он был арестован и просидел в тюрьме около трех месяцев. После его освобождения, 25 мая 1920 состоялась хиротония архимандрита Илариона во епископа Верейского, викария Московской епархии. Архиерейство святителя Илариона стало его крестным путем. Ибо, по словам его биографа и соузника по Соловецкому лагерю, протоиерея Михаила Польского, «за время своего святительства он не имел и двух лет свободы» (3, 133).

22 марта 1922 г. епископ Иларион был арестован и на год выслан в Архангельск. Судя по его письмам из ссылки, здесь он установил хорошие отношения с владыкой Антонием (Быстровым) впоследствии пострадавшим за помощь ссыльному духовенству. Служил в соборе, а также в церкви, находившейся недалеко от дома, где он снимал комнату (105, 409-410). Между прочим, в письмах знакомым он тепло отзывался о гостеприимстве архангелогородцев, угощавших его пирогами с северными рыбой и ягодами, так что даже шутил, что никогда в жизни не едал столько пирогов (105, 414). Немного позднее, из Соловецкого лагеря, он писал женщинам, которые помогали ему в архангельской ссылке: «архангельский год мне памятен, и я часто его вспоминаю. Вспоминаю с благодарным чувством и всех добрых архангелогородцев…» (105, 429). Несмотря на то, что ГПУ делало попытки в чем-либо обвинить владыку Илариона, и тем самым продлить срок его ссылки, все эти попытки оказались безуспешными, и в 1923 г. он вернулся в Москву, где был возведен в сан архиепископа и стал ближайшим сотрудником Святителя Тихона.

В это время особую опасность для Православной Церкви представлял обновленческий раскол, который поддерживался богоборцами, стремившимися таким образом «разделять и властвовать». Ряд обновленцев активно сотрудничал с ГПУ, уничтожая с помощью власти своих противников, как это сделал, например, печально знаменитый протоиерей Александр Введенский – виновник гибели Петроградского митрополита священномученика Вениамина. Святитель Иларион был сторонником компромиссов с властью, «если за счет этих компромиссов можно было отстоять чистоту Православной веры и нанести удар тем, кто представлял главную опасность для Церкви изнутри»(85, 296-297). Опасность обновленчества он видел в том, что оно вело к внутреннему разрушению Церкви, к замене Церкви, как Тела Христова, еретическим сообществом, которое именовалось Церковью лишь на словах (85, 297).

Поэтому святитель Иларион вел с обновленцами особо непримиримую борьбу. Неоднократно участвовал в публичных диспутах с их лидером, Александром Введенским. Причем, несмотря на то, что Введенский отличался красноречием и умел увлечь за собой слушателей, в спорах с архиепископом Иларионом обновленческий вития всегда оказывался побежденным. Именно архиепископ Иларион настоял на том, чтобы, в случае возвращения раскаявшихся обновленческих священнослужителей в Православие, принимать их именно в том сане, который они имели до перехода в обновленчество, где было распространено давать его адептам громкие титулы и всевозможные награды. А обновленческие храмы – освящать заново, как бывшие еретические (85, 304). Этим подчеркивался еретический характер обновленчества и безблагодатность его иерархии. После этого неудивительно, что обновленцы боялись и ненавидели святителя Илариона, стремясь, при поддержке власти, любой ценой уничтожить столь бесстрашного и опасного для них человека.

В декабре 1923 г. Святитель Иларион был арестован и приговорен к трем годам заключения. Так, через Кемский лагерь, он оказался в Соловецком лагере, печально известном Соловецком лагере особого назначения (СЛОН). По воспоминаниям его соузника, протопресвитера Михаила Польского, оказавшись в Кемлаге, он сказал: «отсюда живыми мы не выйдем» (3, 133). Эти слова оказались пророческими – уже никогда святителю Илариону не суждено было увидеть свободы.

В период своего первого пребывания в Соловецком лагере владыка Иларион занимался ловлей рыбы и починкой сетей на Филимоновой тоне, был лесником, а также сторожем в Филипповой пустыни. Об этом периоде его жизни существует много воспоминаний, принадлежащих различным лицам. Все они сходятся в одном – заключение не сломило святителя Илариона. Он оставался тем же приветливым, доброжелательным человеком, умевшим добрым словом, а то и шуткой, утешить и ободрить любого отчаявшегося и унывающего. Но, если надо, и смирить того, в ком замечал тайную гордыню. По словам о. Михаила Польского, «он был заклятый враг лицемерия. В «артели Троицкого» (так называлась рабочая группа архиепископа Илариона) духовенство прошло на Соловках хорошее воспитание. Все поняли, что называть себя грешным или только вести долгие благочестивые разговоры, показывать строгость своего быта, не стоит. А тем более, думать о себе больше, чем ты есть на самом деле» (3, 130). «Любовь его ко всякому человеку, внимание и интерес к каждому, общительность были просто поразительны. Он был самой популярной личностью в лагере, среди всех его слоев. Мы не говорим, что генерал, офицер, студент или профессор знали его,…при всем том, что епископов было много, и были старейшие и не менее образованные. Его знала «шпана», уголовщина, преступный мир воров и бандитов именно, как хорошего, уважаемого человека, которого нельзя не любить»(3, 129). Святителя Илариона знали и уважали даже его враги – лагерное начальство. По воспоминаниям еще одного его соузника, писателя Бориса Ширяева, «владыка Иларион всегда избирался в делегации к начальнику острова Эйхмансу, когда нужно было добиться чего-нибудь трудного, и всегда достигал цели. Именно ему удалось сконцентрировать духовенство в одной роте, получить для него некоторое ослабление режима, перевести большинство духовных чинов на хозяйственные работы, где они показали большую честность» (107, 68). Но, добиваясь льгот для других, святитель Иларион не просил ничего для себя. Когда ссыльное духовенство избрало его своим главой, он отказался (108, 93). «Ни на какие оскорбления окружающих он никогда не отвечал, казалось, не замечая их. Он всегда был мирен и весел, и если даже что и тяготило его, он не показывал этого. Из всего происходящего с ним он всегда стремился извлечь духовную пользу, и таким образом, ему все служило ко благу» (105, 429). Все, что имел, охотно отдавал нуждающимся, так, что «кто-то из милосердия должен был все-таки следить за его чемоданом» (3, 128). И в лагере, среди лишений и унижений он оставался настоящим монахом – кротким, смиренным и нестяжательным. И был или казался веселым. «А что значит Иларион? Веселый», - писал он родным еще в ту пору, когда только стал монахам (105, 391). О том, какой ценой давалась ему эта «веселость» человеку, заведомо знавшему, что конец его будет мученическим, можно лишь догадываться…

Однако кротость святителя Илариона вовсе не являлась следствием его робости. По воспоминаниям знавших его лиц, он был человеком редкой смелости. Так, о. Михаил Польский писал, что, когда они вместе с ним оказались в Кемлаге, туда пришла весть о смерти Ленина. И лагерное начальство приказало всем заключенным почтить память «вождя мирового пролетариата» вставанием и пятью минутами молчания. Этому приказу подчинились все обитатели лагерного барака, кроме святителя Илариона и последовавшего его примеру о. Михаила. Его уговаривали подчиниться, хотя бы под страхом наказания и того, что «все-таки великий человек был этот Ленин». «А владыка говорил: «подумайте, отцы, что ныне делается в аду: сам Ленин туда явился, бесам какое торжество» (3, 129).

Тем не менее, святитель Иларион не испытывал ненависти к своим гонителям. Так однажды он спас комиссара Соловецкого особого полка Петра Сухова, отправившегося вместе с товарищами на охоту за морским зверем и попавшего в шугу. Никто, кроме святителя Илариона, не решился, рискуя жизнью, отправиться в карбасе на выручку человека, в котором заключенные видели врага – гонителя и богоборца. По свидетельству очевидца этих событий, Б. Ширяева, комиссар, спасенный святителем Иларионом, снова уверовал в Бога (107, 71). Так святитель Иларион дважды спас этого человека.

Летом 1925 святитель Иларион был перевезен из Соловецкого лагеря в Ярославскую тюрьму. Это было связано с тем, что богоборческая власть готовилась произвести в Церкви очередной раскол, помимо печально известного обновленческого раскола, представители которого также пользовались поддержкой ОГПУ. Чтобы обеспечить новой авантюре возможно больший успех, в нее требовалось втянуть архиерея, пользовавшегося уважением и авторитетом. Власти надеялись, что смогут склонить к участию в ней святителя Илариона. В это время с ним дважды встречался начальник 6-го отделения секретного отдела ГПУ Е. А. Тучков, занимавшийся церковными делами. Он сулил ему свободу, возвращение в ожидающую его Москву. Однако святитель Иларион отказался поддержать врагов Церкви. В это время, в разговоре с одним заключенным епископом он выразил свою позицию в следующих словах: «я скорее сгнию в тюрьме, но своему направлению не изменю» (106, 173). В результате он получил новый срок и весной 1926 г. опять оказался в Соловецком лагере.

Впрочем, его испытания на этом не кончились. В июне 1927 г. его привезли в Москву для переговоров с руководителем поддерживавшегося ГПУ церковного раскола, получившего по имени его инициатора, архиепископа Екатеринбургского Григория (Яцковского), название «григорианского». «Последний в присутствии светских лиц упрашивал архиепископа Иллариона…возглавить все более терявший значение григорианский «высший церковный совет»(106, 173). И опять ему сулили свободу, митрополичий белый клобук. Он знал, что ждет его в случае отказа. Но не предал Церковь. Более того, пытался образумить архиепископа Григория. Однако, поняв безуспешность своих усилий, сказал ему: «хотя я и архипастырь, но вспыльчивый человек, очень прошу Вас уйти, ведь я могу потерять власть над собой» (106, 173). Так же бескомпромиссен он был и в отношении всех остальных расколов, поддерживая законного заместителя Патриаршего Местоблюстителя, митрополита Сергия (Страгородского). «Я ровно ничего не вижу в действиях митрополита Сергия и Синода, что бы превосходило меру снисхождения и терпения» (106, 173), – писал он. Когда после выхода в свет известной «Декларации» митрополита Сергия часть духовенства обвинила его в сотрудничестве с богоборческой властью и откололась от него, святитель Иларион поддержал действия митрополита: «какую штуку выдумали. Он, мол, отступник. И как пишут, будто без ума они. Сами в яму попадают, и за собой других тащат» (106, 173). Возможно, он, как и митрополит Сергий, понимал, «что паства отошла, что она… не идет защищать своих пастырей, …но что дети, внуки этих «строителей коммунизма» все равно возопят потом к Богу, и он хотел,… чтобы им было, куда прийти, чтобы были храмы, в которых была бы благодатная служба, в которых учили бы Православной вере, а не какой-то обновленческой абракадабре» (85, 400). И именно поэтому поддержал иерарха, пытавшегося ценой компромисса с властью спасти Русскую Православную Церковь от окончательного уничтожения.

Когда непреклонность святителя Илариона стала очевидна для властей, он был приговорен к пожизненной ссылке в Казахстан. Началось его последнее, мучительное странствие по тюрьмам, по этапу через всю Россию. В Петроградскую тюрьму он был привезен тяжело больным сыпным тифом, и там окончательно слег и был помещен в тюремную больницу. В предсмертном бреду он говорил: «вот теперь-то я совершенно свободен, никто меня не возьмет…» Последними слова священномученика Илариона напоминают предсмертные слова другого гонимого архипастыря – святителя Иоанна Златоуста, который, умирая на очередном этапе, произнес: «слава Богу за все». «Как хорошо! Теперь мы далеки от…» - таковы были последние слова умирающего святителя Илариона. Он умер 28 декабря 1929 г.

По просьбе священномученика митрополита Серафима (Чичагова), возглавлявшего в то время Санкт-Петербургскую кафедру, власти разрешили забрать тело святителя Илариона из тюремной больницы, чтобы похоронить его по-христиански на кладбище Новодевичьего монастыря. Но, к ужасу людей, помнивших святителя Илариона, как высокого, богатырского сложения человека, в гробу лежал истощенный седой старик (106, 175). В ту пору священномученику Илариону было всего 43 года…

10 мая 1999 г. священномученик Иларион был причислен к лику святых. Так прославил Господь человека, отдавшего свою жизнь за Церковь Христову. Мощи его сейчас находятся в Москве, в Сретенском монастыре, в храме в честь Владимирской иконы Божией Матери (109, 54). Как известно, этот образ имеет особое значение в истории Русской Православной Церкви. Он разделял с Россией и Русской Церковью все их скорби и радости. Именно после молебна перед ним в 1917 г. жребием был избран Патриарх Московский и всея Руси Святитель Тихон, которому священномученик Иларион помогал вести церковный корабль через бури послереволюционного лихолетья. Возможно, не случайно, что мощи святителя Илариона – защитника Православной Церкви, находятся именно в церкви Владимирской иконы Божией Матери – покровительницы Святой Руси. Память его совершается дважды – в день его кончины - 15 декабря (28 декабря по новому стилю), а также 27 апреля (10 мая), в день его церковного прославления. В тексте церковной службы священномученику Илариону есть замечательные слова, кратко, но емко характеризующие его жизнь и его подвиг, и звучащие, как молитва: «сердце очистив подвигом, блага мира сего презирая, Христа пред безбожники исповедав и Его ради пострадав, благодать Святаго Духа стяжал еси, Иларионе священномучениче. Темже имый дерзновение ко Христу Богу, моли Того спастися душам нашим» (109, 32).

Наш рассказ о святых Архангельской земли закончен. Но это не значит, что мы поведали обо всех подвижниках нашего края. Нередко святых сравнивают со звездами на ночном небе, светящими миру среди беспросветной тьмы. Имена некоторых звезд нам известны. Имена других ведомы только ученым. А есть еще множество пока не открытых звезд. И в давнем и недавнем прошлом Архангельской земли есть много имен святых угодников Божиих, пока еще безвестных для нас. Но не безвестных для Господа. Они ожидают людей, которые поведают о них тем, кто захочет приобщиться к славной памяти о прошлом своей родной земли. Кто захочет обратиться к их судьбам, как к «училищу благочестия». Как к светильникам, которые среди темной ночи нашей земной жизни «образ спасения нам показуют».

Но это уже - тема для других книг, которые, как верится, еще появятся на свет. Старым людям- на утешение. Молодым - в назидание. А Архангельской земле нашей, которую «они украсили праведною своею жизнью» (23, 3) - на славу.

Вси святии, в земле Архангельской просиявшие, молите Бога о нас!