Скачать

В.А.Митин

М.В.Митина[1]

КУЛОЙСКИЙ ЛАГЕРЬ НКВД (1937 – 1960 гг.)

Тема этого исследования — история Кулойского исправительно-трудового лагеря НКВД (Народный комиссариат внутренних дел) СССР, который был организован и функционировал на территории Архангельской области в 1930—1960-е гг. Оно не претендует на полноту раскрытия вопроса: из-за отсутствия еще многих докумен­тов ряд сторон деятельности лагеря осветить сложно.

В исследовательском плане это работа новая, специальных тру­дов, посвященных истории ГУЛАГа (Главное управление лагерей ОГПУ (НКВД) СССР), в Северном крае нет.

В основу исследования положены документы из Госархива обще­ственно-политических движений и формирований Архангельской об­ласти, архивов Управления внутренних дел и Федеральной службы контрразведки по Архангельской области. Это протоколы партийных конференций, собраний, совещаний, отчеты о производственной дея­тельности, материалы следственных дел бывших заключенных.

Используются воспоминания и рассказы очевидцев, собранные во время экспедиций по Лодьме и в Пинежский район, в основном факты, кото­рые были проверены и подтверждены в рассказах, документах. Здесь не упоминаются фамилии авторов воспоминаний, участников тех или иных событий. Сделано это сознательно, поскольку люди, подвергшиеся репрессиям, – это особая категория, которая бывает далеко не склонной к тому, чтобы вспо­минали об их прошлом. Этого же придерживаются и многие род­ственники. Не упоминание фамилий бывших заключенных – вы­полнение их просьб.

Цель, которая преследуется в этой работе, – рассказать исто­рию Кулойлага НКВД – одного из лагерей ГУЛАГа, которые в 1930 – 1950-е гг. были разбросаны по всей стране, рассказать о бесчеловечном отношении, имевшем место как в этом лагере, так и в других, а главное — о жесточайшей принудительной эксплуатации людей на многочисленных стройках 1930-х гг., в частности, в ходе индустри­ализации Севера, в противоположность официальной пропаганде тех лет, отрицавшей наличие в первой стране социализма какой бы то ни было эксплуатации вообще.

1937 год. Первый год страна живет с новой Конституцией, про­возгласившей построение в СССР социализма. Пропагандистский аппарат, используя свою мощь, вещал о преимуществе нового строя перед капитализмом, о достижениях и победах, свободе и равен­стве. И, казалось бы, все эти успехи должны в значительной степе­ни способствовать росту количества его друзей, сторонников. Со­бытия же развивались в противоположном направлении. Вопреки здравой логике, но согласуясь с теорией лидера, успехи социалис­тического строительства умножали ряды врагов, а не сторонников.

Разоблачительные процессы следовали один за другим и каж­дый раз тянули за собой широкий шлейф репрессий. Не пустовали камеры тюрем, не истощались лагерные этапы. 2 июля 1937 г. состоялось заседание Политбюро ЦК ВКП(б), на котором рассматривался вопрос «Об антисоветских элементах». В решении отмечалось, что «большая часть бывших кулаков и уго­ловников, высланных одно время из разных областей в северные и сибирские районы, а потом, по истечении срока высылки, вернув­шихся в свои области — являются главными зачинщиками всякого рода антисоветских и диверсионных преступлений, как в колхозах и совхозах, так и на транспорте и в некоторых отраслях промыш­ленности...». В связи с этим всем областным и краевым организа­циям, всем областным и краевым, республиканским представите­лям НКВД предлагалось взять на учет этот элемент с тем, «чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и... расстреляны». Это решение поражает нас не только чудовищным содержани­ем. Здесь прямая подмена органов прокуратуры, суда. Решение определило, кого арестовать, в каком количестве и даже определи­ло меру наказания. Весь так называемый «антисоветский элемент», подлежащий аресту, а это по стране 256450 человек, разбивался на 2 категории, из которых первая — в количестве 72850 человек — подлежала расстрелу. Для Северной области эта статистика выгля­дела следующим образом: 1-я категория — 750 человек, 2-я — 2000 человек. По сути, это решение давало «зеленый свет» очередной кампа­нии беззакония и насилия над человеком. И нет сомнения, что этот «план» оказался перевыполненным. Лиц, осужденных по второй категории, предлагалось заключить в лагеря и использовать на ведущихся стройках ГУЛАГа НКВД СССР, для постройки новых лагерей, специально организуемых для лесозаготовительных работ силами осужденных. Все решалось стремительно. НКВД СССР в июле месяце разра­батывает оперативный приказ № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов». 2 августа подобный приказ издает начальник УНКВД (Управления Народного комиссариата внутренних дел) СССР по Северной области. В августе за подписью наркома внутренних дел Ежова появляются приказы об организации 12 лесозаготовитель­ных лагерей, в том числе Каргопольлага, Онегалага, Кулойлага в Северной области. Для веде­ния Кулойлагом основной производственной деятельности по решению обкома партии трест «Двинолес» передал лагерю два эксп­луатационных района: Верхне-Кулойский и Лодемский, где до это­го лесозаготовки вели Пинежский и Приморский леспромхозы. (Приморский леспромхоз – это бывшее Нижнедвинское лесопромышленное предприятие, о котором шла речь в предыдущей главе. Многие командировки Верхне-Кулойского отделения тоже были первоначально обустроены монахами (монахинями, священниками) в двадцатые годы. В тридцатые годы «лиц духовного звания» сменили раскулаченные из средней полосы и юга Росси – Сост.) Передавался весь лесозаготовительный аппарат ЛПХ (леспромхозов), помещения, обо­рудование, находившееся на территории этих массивов. Верхне-Кулойский эксплуатационный район расположен по верх­нему течению реки Кулой и ее притокам Полте, Келде, Сотке и Олме. Лодемский эксплуатационный район — по среднему тече­нию реки Лодьмы и ее притокам Куропольде, Колозьме и Сумаре (уже знакомые нам места – сост.). Эти районы и определяли организацию и дислокацию двух основ­ных лесозаготовительных подразделений лагеря: Приморского от­дельного лагерного пункта (ОЛП) с центром в деревне Часовенская и Пинежского отделения

Один такой не получившийся процесс коснулся и одного из наших авторов – Антона Андреевича Витюгова. В молодости, шестнадцатилетним парнем он бывал в гостях у известной эсерки Розовой, отбывавшей ссылку в Архангельске. Он, наверно, и забыл это знакомство, но те, кому надо, помнили. В 1930 году его арестовывают, но доказать что-либо тогда не смогли. Из тюрьмы Антона Андреевича выпустили, но работать главным племенником области он уже не мог. Преподавал зоотехнию в Архангельском ветеринарном техникуме и Высшей Коммунистической Сельскохозяйственной школе. В 1937 году умирает в Холмогорском племсовхозе №10 корова Репетиция - объелась вико-овсяной смесью. В тот же день доярка Некипелова была вызвана в холмогорское отделение НКВД, и ей было сказано, что, если не подпишет некоторые бумаги, не выйдет из этого дома. «Что вы! У меня дети дома одни», – сказала она и всё подписала. В 1955 году она вышла – из лагерей. Зашла к Ольге Мелентьевне Папковой, от которой и мы знаем подробности. Некипелову приговорили к 25 годам лагерей, четырёх руководитлей совхоза – к расстрелу. Через неделю после процесса над руководителями племсовхоза в местной газете появляется статья: «А что, в холмогорском райкоме не знали, что в племсовхозе орудует банда врагов народа?» Почистили холмогорский райком. А.А.Витюгов Черед неделю – статья уже в «Правде Севера»: «А что в облземуправлении не знали, что в Холмогорском районе орудует банда врагов народа?» По третьему заходу «загребли» и Витюгова, уже как «матёрого эсера», руководителя трудовой крестьянской партии. Процесс обещал быть громким, но… Информация иногда распространяется самым причудливым путём. Её утечки случались и в НКВД. Следователь, который вёл дело Витюгова, оказался соседом его сестры. Он и рассказал о последних днях Антона Андреевича. Витюгов ничего не подписал, никого не заложил и вёл себя на допросах очень достойно. Через девять лет в личное дело было вложено свидетельство о смерти: Диагноз «туберкулёз лёгких и кишечника» в переводе на нормальный язык значит – забили на допросах и зарыли в Бабонегово.

с центром в Красном Бору. Лагерь зани­мал уже относительно обжитые и освоенные районы. Не на пустом месте был образован и третий комендантский лагпункт, в котором в 1937—1938 гг. находилось Управление Кулойлагом. Это деревня Талаги. В нача-

Психологический практикум: найдите в верхнем списке (раскольников) и нижнем («антисоветских элементов») три различия. Если у Вас это не получится, значит, люди за сто лет не так уж и изменились.

ле 1930-х гг. здесь предполагалось построить Архан­гельский сульфатно-целлюлозный завод, ТЭЦ, канифольный завод. Была расчищена площадка, построены бараки для будущих строи­телей. Однако в 1931 г. строительство было законсервировано. Эти бараки, как и бараки и избушки лесозаготовителей, переданные ЛПХ, явились первыми лагерными сооружениями.

На местах, где непосредственно производилась заготовка леса, образовывались более мелкие лагерные подразделения, команди­ровки, подкомандировки. Их количество находилось в прямой за­висимости от объема и вида работ. На 1 января 1938 г. Пинежское отделение включало 7 лагпунктов и 7 командировок. Приморский ОЛП — 3 лагпункта с одной командировкой. На 1 января 1939 г. в Пинежском отделении уже насчитывалось 10 лагпунктов и 9 ко­мандировок, а в Приморском ОЛП — 5 лагпунктов и 3 команди­ровки.

Первые партии заключенных стали прибывать в Кулойлаг уже в сентябре 1937 г. На 1 октября в списочном составе было 211 зак­люченных. Пополнение происходило стремительно. Уже к 1 янва­ря 1938 г. контингент заключенных вырос до 10581 человека. Особенность этих этапов была в том, что шли они в основном не из других лагерей, а из мест заключения, то есть тюрем. За IV квартал 1937 г. из других лагерей прибыли всего 336 человек, а из мест заключения — 10475 человек.

В нашем распоряжении имеется очень редкий на сегодняшний день и весьма интересный для исследователей документ «Сведения о составе заключенных, содержащихся в Кулойском ИТЛ НКВД за I и II кварталы 1938 года». Используя его, проведем статистиче­ский анализ состава заключенных – того «антисоветского элемен­та», против которого так решительно выступило Политбюро. Рас­смотрим данные на 1 апреля 1938 г. Итак, на это время в лагере находились 10618 заключенных. За контрреволюционные выступления осуждено 8281 человек, причем только органами НКВД — 8081 человек, в том числе особым совещанием НКВД — 1178 человек, особыми тройками НКВД — 6908 человек, органами НКВД — 194 человека. Из других 8 пунктов, отражающих характер преступле­ний, отметим следующие: за бандитизм — 284 человека, СВЭ и СОЭ (социально вредный элемент и социально опасный элемент) — 594 человека. По социальному происхождению заключенные рас­пределяются: рабочие — 961 человек, из них за контрреволюцион­ные выступления — 657 человек, крестьяне — 6811 человек, за контрреволюционные выступления — 6215 человек, служащие — 903 человека, учащиеся и военнослужащие — 33 человека.

В один из вечеров марта 1937 года к заведующему фермой лявленского колхоза «Имени 2-й пятилетки» Ефиму Григорьевичу Фролову пришла скотница, ухаживающая за овцами: - Две овцы пали. - Да хоть все помрите, – не подумав, сказал Фролов, – Кормов-то нет. Утром за ним уже приехал «чёрный ворон». К обеду было арестовано всё руководство лявленского колхоза – восемь мужиков во главе с председателем. Через десять дней суд и Кулойлаг, а их дети в полной мере испытали, что знасит быть ЧСВ – членом семьи врага народа.

Национальный состав заключенных представлен 33 народностя­ми Союза ССР. Здесь абхазцы, армяне, евреи, казахи, черкесы, чуваши, мордва и др. Русских в лагере 6461 человек, украинцев — 1695 человек, белорусов — 1336 человек. Из представителей на­родностей других стран: немцев — 230 человек, поляков — 101 человек, финнов — 35 человек, эстонцев — 15 человек, четыре грека и один иранец. Судьба многих из них характерна для 30-х гг. В свое время они поверили в страну социализма, боготворили ее, стремились попасть туда и включиться в активную созидательную работу. Преодолев многие преграды, испытав трудности, они, нако­нец-то, счастливые, ступают на землю своей мечты и, успев только получить новое гражданство, неожиданно, в первую очередь для себя, оказывались в лагерях. Обвинение стандартное — переход госграницы, шпионаж.

Наибольшее число заключенных, находящихся в лагере, осужде­ны за контрреволюционные преступления — «контрики» (77%). Они относились к категории особо опасных преступников. В социальном плане наиболее представительны крестьяне. Это самая работя­щая категория. Именно в такой силе и нуждалась «Великая» строй­ка.

По прибытии на участки ведения лесозаготовок заключенные приступали к оборудованию зоны.

Каждый лагерный пункт строился по единой схеме. Состоял он из трех зон: административной, хозяйственной и жилой — для заключенных. Последняя, как правило, от остальных была отделе­на колючей проволокой, а там, где содержался наиболее опасный контингент, существовало дополнительное ограждение из частоко­ла бревен высотой до трех метров. Непременными атрибутами жилых зон были вышки. Вход и выход осуществлялись через про­пускной пункт — «вахту», где каждый заключенный подвергался тщательному осмотру. Если на участках имелись оставленные лесорубами избы или бараки (срубленные монахами – сост.), а это теплые жилые строе­ния, они в первую очередь занимались администрацией, охраной.

На снимке справа – командировка «Ров» Фото из архива В.А.Митина.

Для заключенных ставили палатки, в которых строили одно-, двухъярусные нары, но зачастую и их не было. Палаток не хватало. Несмотря на то, что рассчитаны они были на 50 человек, в них вмещали 150. О каких нарах здесь могла быть речь? На ряде лаг­пунктов дело обстояло еще хуже. Для размещения заключенных не оказывалось ни бараков, ни палаток. Спали прямо на земле, «в лужах грязи и зловония от челове­ческих испражнений».

Конвой никого не выпускал из шалашей даже для отправления естественных надобностей, так как не было зоны оцепления.

Бараки — основной вид жилья для заключенных — в основном были однотипными для всех лагпунктов. Это строения длиной 30 м и шириной 9 м. Рубились из бревен. Потолков не имели, шла сразу крыша, покрытая преимущественно дранкой, редко тесом. По каче­ству строения эти бараки очень отличались от изб лесорубов. Брев­на зачастую клались без предварительной окорки, без выемки па­зов. Во время экспедиций нам приходилось бывать в сохранивших­ся бараках: из-за обилия щелей между бревнами, в которые порой свободно проходила ладонь, хорошо просматривался рядом сто­ящий лес. Удивляться нечему. Строили его сами заключенные в спешке, без определенных навыков. Щели они потом затыкали обрывками одежды, заколачивали дощечками.

Первоначально бараки оборудовались сплошными нарами. При этой системе на одно­го человека приходилось около 0,8 м², что позволяло вмещать в барак заключенных гораздо больше рассчитанной нормы. С 1939 г. эта система в целях предупреждения эпидемий заменялась вагон­ной. Здесь на одного человека приходилось уже 1,5 м². Барак де­лился на 2 секции, в каждой из них — печь из железной бочки. Нары у стен, посередине барака был проход, где стояли столы и лавки. В разделяющем обе секции узком проходе устанавливались умывальники и бочки с питьевой водой. Бараков, как ранее и палаток, не хватало. Переуплотнение отме­чалось и в них. Эта проблема существовала на протяжении всего функционирования лагеря. По мере выработки леса на одном участке лагпункт перемещался на другой другой. Для заключенных все начиналось сначала: палатки, землянки, бараки.

Времени, да и внимания на строительство отводилось мало. Главная задача — лес, «кубики», а человек, если это понятие и вкладывалось по отношению к заключенному, — это второстепен­ное. А могло быть иначе? Кто такой заключенный для администра­ции? Это, в первую очередь, враг, а партия призывала бороться с врагами, вплоть до уничтожения. Вся мощь идеологического аппа­рата была направлена на воспитание этих чувств. Можно ли после такой обработки по-другому относиться к заключенному? Возмож­но, здесь ответы на вопросы: откуда такая ненависть, презрение, жестокость по отношению к заключенным. Вот одно из свидетельств в формировании этапов в Ку­лойлаге. «Этапы формировались из явно больных, ослабленных для переходов на длительные расстояния, за счет заключенных с исто­щенными организмами. Этапируемые не обеспечивались продоволь­ствием в преподанных нормах, то есть при переходах продолжи­тельностью 3 – 4 дня хлебный паек выдавался в количестве 1 – 1,2 кг, вместо 2,4 – 3,2 кг. Теплой одеждой не обеспечивались. В резуль­тате этапируемые вынуждены были в осенние морозы следовать в летней обуви и платье».

Кто выигрывал от этого? Победителей не было. Была трагедия. Для многих такие переходы были последними, а для тех, кто их одолел, трагедия не заканчивалась. Рабочий день длился 10 часов без перерыва на обед. За это время каждый заключенный должен был в среднем свалить, обру­бить сучья, раскряжевать и окучить около восьми стволов деревь­ев, что составило бы его дневную норму - 7,2 м3. Заключённые первой категории получали 800 грамм хлеба, второй – 500, третьей – 400 грамм. Невыполнение нормы влекло за собой сокращение пайки хлеба, уменьшение пайки приводило к потере сил, а это в дальней­шем еще более усложняло возможность выполнения нормы. По­рочный круг. Следовательно, стремление к выполнению нормы – это, не в последнюю очередь, стремление выжить. Соревнование, удар­ничество в лагерях скорее носило характер неравной, жестокой борь­бы человека со смертью.

Сфотографировать производственный процесс в лагере было не возможно. Такая мысль и в голову никому не приходила. Чтобы показать основные орудия производства, лучковая пила да топор, мы взяли фотографию княжестровских колхозников на лесоповале. Их работа в лесу ничем не отличалась от лагерной, разве что побоев и проверок не было.

Не обеспечивались заключённые и одеждой. Так, в протоколе партсобрания в Красноборском лагпунк­те Пинежского отделения отмечалось: «Обмундированием полнос­тью не обеспечены. Валенок имеется только 180 пар. Положение с бельем тяжелое. Всего имеется годного белья 3000 пар. 25% лагнаселения ходит без белья». В Приморском ОЛП постельными при­надлежностями заключенные были обеспечены всего на 35%. Ве­щевое довольствие часто оседало у администрации, у «блатных», шло на «удовлетворение заключенных, занимающих должности и выполняющих работы в лагере второстепенного значения, как то: хозяйственная, лагерная обслуга, работники контор и учреждений». Заключенные месяцами не снимали с себя то, что когда-то называ­лось одеждой. Спали не раздеваясь, на голых нарах. Плохо обсто­яло дело с обувью. В лагере было налажено производство сурро­гатной обуви — ботинок — из автопокрышек. Часто отмечался выход заключенных на работы зимой без теплой одежды, в ботин­ках. Это приводило к частым простудным заболеваниям. В одном из актов ревизии Кулойлага отмечено, что «недоснабжение работающих заключенных зимним вещевым довольствием повлек­ло освобождение санчастью от работ вследствие обморожения в I квартале 1939 года 563 человека на 3251 ч/д». Но далеко не все заболевшие получали такое освобождение.

Смертность была велика. Общая ее картина по лагерю представ­лена в таблице:

Среднегодовое коли­чество лагнаселения	1937 г.	1938 г.	1939 г.	1940 г.
	10581	10500	11391	12744
I кв.	—	1636	101	122
II кв.	—	769	145	114
за 2 мес. III кв.	—	227	73	71
IV кв.	353 (3,3%)	—	—	—
Всего за 8 мес.	—	2632 (25%)	319 (3,1%)	307 (2,4%)

Из таблицы видно, что самым высоким процентом (25%) смерт­ности отмечен 1938 год. Но не надо упускать из внимания и 1937 г., смертность в котором всего за три месяца существования лагеря составила уже 3,3%. Причин этому много. Организация лагеря пришлась на суровые зимние месяцы. Неудовлетворительное снаб­жение теплой одеждой, тяжелый, непривычный для многих заклю­ченных вид работ, полуголодное питание и произвол лагерной ад­министрации, пик которого пришелся на это время, — все это в совокупности и привело к такому трагическому результату.

Имеющиеся в нашем распоряжении списки умерших в I кварта­ле 1938 г. позволяют сделать небольшой статистический анализ.

Из общего числа умерших 1636 человек на январь месяц при­шлось 535 смертельных случаев, на февраль — 556, на март — 545. Ужасающую славу в этом приобрело Пинежское отделение. Рассказы очевидцев просто леденят душу. «Смертность на лагпун­кте «Полевая» настолько высока, что могильщики не обеспечивали копку могил и трупы умерших зарывали просто в снег». И еще:

«...копка могил производилась спешно... Они не соответствовали размерам умерших. В этих случаях по распоряжению коменданта зоны трупы умерших четвертовались и кусками предавались по­гребению».

И сегодня в Пинеге название командировки «Ров» нередко ассо­циируется не с видом производившихся работ, а с тем, что там осенью вырывался ров, куда в течение зимы складывали трупы умерших. Весной, после того, как сойдет снег и оттает земля, он зарывался. В I квартале в Пинежском отделении умерли 1145 зак­люченных, в Приморском ОЛП — 368, в Талагах — 107, Архан­гельском пересыльном пункте — 14.

Произвол имел место во всех лагерях. Он был со стороны адми­нистрации, охраны и от заключенных, которым по разным причи­нам удалось занять места, давшие им хоть какую-то власть над солагерником. Заключенный в любую минуту мог ожидать оскорб­ления, унижения, удара кулаком или прикладом.

Мне не раз приходилось слышать вопрос: «Как можно было идти работать в лагеря, туда могли идти только люди с отклонени­ями в психике и с задатками убийц, насильников». Это вопросы и рассуждения дня сегодняшнего.

В лагеря люди шли работать. Я не думаю, что с кадрами были какие-то проблемы. В частности, в охрану Кулойлага уже с 1938 г. стали набирать людей из ближайших деревень. Для многих из них эта служба была весьма выгодной. Парни вырывались из колхоза, освобождались от тяжелого бремени налогов, которыми были опу­таны крестьяне, получали питание, обмундирование. Для того вре­мени это немало. Я не думаю, что кто-то будет возражать против того, что шли туда далеко не «отбросы» общества. Парни попадали в среду, которая с первого же дня приступала к формированию у них соответствующего поведенческого характера.

Далеко не последнюю роль здесь играет государствен­ная система, ее идеология. Лагерь, как чуткий барометр, быстро реагирует на все катаклизмы, происходящие в стране, в обществе.

1930-е годы. Если открыть любую газету тех лет, то первым делом в глаза бросаются призывы «заклеймить», «убить», «уничтожить». Враг везде и всюду, дома и на работе. Страной овладел психоз шпиономании, подозрительности, недоверия. Как можно было вести себя в такой атмосфере тому же парню из деревни, да и любому сотруднику лагеря? Заниматься угрызением совести?

Страна — сплошной военный лагерь. И этот парень на передо­вой линии жестокой схватки с врагами. Ему доверена охрана и изоляция тех, кто мешает строить новую, лучшую жизнь, и в пер­вую очередь, для таких, как он. Со всех сторон сыпались призывы бороться с врагами, проявлять решительность и беспощадность. Этот идеологический прессинг в целом, сформировавшиеся на его основе лагерная атмосфера и кодекс правил являются не после­дними причинами наличия в лагерях произвола.

Снимок слева – снова не лагерный. На нём уборка моркови на колхозных полях, но так выращивали кортофель, капусту, морковь монашки, потом заключённые-женщины на Бабских озёрах (командировка 72 квартал). Естественно, не для разнообразия меню заключённых Кулойлага.

Документы, раскрывающие суть произвола в лагере, в архивах найти практически очень сложно (не исключено, что в свое время многие были уничтожены). Во время экспедиций, в разговорах с жителями, с теми, кто служил в охране, чувствовались только даль­ние намеки об этом. Носили они сумбурный, отрывочный харак­тер. Четкой картины не было. Но недавно удалось обнаружить ряд документов, в которых отмечалось нарушение социалистической законности сотрудниками ряда лагпунктов. В них приводится много фактов произвола и беззакония по отношению к заключенным со стороны администрации Кулойлага. Я склонен верить им, так как многие из них нашли подтверждение в других документах, в частности, события на лагпункте «Поле­вая» Пинежского отделения.

Этот лагпункт находился в значительном удалении от управления отделения, расположенного в Красном Бору, что сыграло не после­днюю роль в сложившейся там атмосфере произвола. Власть далеко. Главный хозяин здесь — начальник пункта. Он верховный судья и вершитель судеб заключенных. Каждую партию или вновь поступаю­щего заключенного он встречал неизменной фразой: «Это ваш после­дний лагерь. Вас привезли сюда, чтобы удобрять северную землю».

Надо отметить, а это видно и из документов, что этот начальник был неодинок. Подобное практиковалось и на других лагпунктах. В подтверждение приведем ряд цитат из других писем:

«Нянчиться не будем. Помнить надо, что Советская власть при­слала вас на уничтожение, а мы будем удобрять вами землю»;

«Советская власть и партия сгуманничали, послав вас на Север, не уничтожив на месте. Эту задачу возложили на нас. У нас рука не дрогнет»;

«Враги народа — не люди, а бешеные собаки. И Советская власть бросила вас, отказалась от вас. Мы уничтожим вас».

После таких вступительных речей трудно ожидать чего-либо хорошего.

На лагпункте «Полевая» заключенные зимой жили в палатках, которые почти не отапливались и не имели нар. После трудовых процессов они вынуждены были отдыхать на голой промерзшей земле. Страшная скученность, вшивость. Паек был сведен до ми­нимума и доходил до 300 г хлеба, горячий котел был обеспечен выдачей дважды в сутки кипяченой воды, заболтанной мукой. От голода пухли руки, ноги.

Вот письмо заключенного Ф., адресованное жене и детям. «...Александра, если не посылала посылки, то пошли скорее. В посылку положи мыла, мешок сухарей, подсуши хотя бы картошки, сахару. На все это продай что-либо из вещей. Александра, скорее пошли, жду, живу затруднительно...». Для некоторых заключен­ных посылки — это единственная надежда на спасение. Но ведомо ли было им, что многие посылки разворовывались руководством лагпункта. Так прерывалась эта единственная ниточка надежды.

Ни один развод заключенных на работы не проходил без грубо­го насилия, издевательств и массового избиения. Заключенных били кулаками, дрынами, прикладами. Были и свои методы борьбы с «отказниками». Из зоны их вытягивали на арканах, нередки слу­чаи, когда «отказника» лесовозными цепями привязывали к саням, предварительно облив холодной водой, и в таком виде вывозили в лес на работы.

Наиболее страшным местом в лагпункте был изолятор. Это быв­шее овощехранилище лесопункта, производившего до лагеря (т.е. монахами – сост.) в этом месте заготовку леса. Небольшая полуземлянка длиною около 10 мет­ров и шириной чуть более 5 метров. Просто трудно представить, как можно здесь разместить 50 человек, но документы говорят о том, что начальник умудрялся «забивать» туда до 120 человек. В результате заключенные задыхались от нехватки воздуха. Но и этого было мало. Заключенных выгоняли из изолятора, в камеры забрасывали снег, обливали его водой, после этого вновь загоняли заключенных.

Красный Яр Фото из архива В.А.Митина

Я привел только фрагменты. Но и они дают представление о той картине произвола, который был в лагере в целом. Обильно, чрезмерно обильно полита северная земля слезами и кровью людей, оказавшихся за колючей проволокой.

Жизнь в бараках с уголовниками, этапы с собаками, кусающими отстающих, полный произвол администрации и конвоя, ужасное питание, невыполнимые нормы выработки производили столь силь­ное впечатление, что некоторые заключенные приходили к выводу: существование в неволе невозможно и выход один — уйти из жизни. На лесных делянках можно было наблюдать, как отчаявшийся зак­люченный становился под падающий ствол дерева, тем самым со­знательно обрекая себя на смерть. Только здесь он получал покой.

Лявленское Распятие мироточило в 2001-20004 годах множество раз и масляными каплями и пятнами. В 2002-ом году два дня из Голгофы текла тонкой струйкой непонятного цвета жидкость. Комиссия из епархиального управления сделала вывод, что это – кровь с водой. Так и мы говорим людям.

На снимке слева – икона патриарха Тихона, одна из основных икон придела новомучеников и исповедников российских в лявленской церкви Успения. Как известно, в 2002 году патриарх Алексий II подарил Архангельску для кафедрального собора икону патриарха Тихона. В день прибытия патриаршей иконы в Архангельск замироточила лявленская

Общий объём лесозаготовок Кулойлагу на 1938 год был определён в 1462 тыс. м³ и был выполнен на 108%. На 1939 г. в плане произошли изменения: он был уменьшен до 1376 тыс. м³. Это связано с особенностями сплава древесины на реке Кулой: лес доставлялся к Пинеге не по течению, а вверх по реке, то есть против течения. Это влекло за собой определенные трудности и дополнительные расходы. В итоге было осуществлено снижение объема заготовок в Пинежском отделении за счет увеличения его в Приморском ОЛП (по реке Лодьме). По Пинежскому отделению он составил 904 тыс. м³, а по Приморскому ОЛП — 472 тыс. м³.

В июле 1939 г. Кулойлагом от Онегалага было принято Березниковское отделение. Общий годовой план был увеличен до 1873,08 тыс. м³.

Помимо основного лесозаготовительного производства, в Кулойлаге был организован незначительный по объему выпуск това­ров широкого потребления. Здесь работали в основном заключен­ные с ослабленным здоровьем, инвалиды. Производство этих пред­метов в лагере началось с середины 1938 г. и было сосредоточено в инвалидном городке в Талагах. За 1938 г. выпущено изделий шир­потреба на 846 тыс. руб., в 1939 г. — свыше 4400 тыс. руб. Ассор­тимент продукции включал в себя: столярные изделия, жестяные, гончарные, изделия из камня, оглобли, дранку кровельную, багровища, черенки, топорища и др. Позже это производство было нала­жено и на других лагпунктах.

В 1940 г. была проведена реорганизация лагеря. Произошло слияние Управления лагеря с отделом исправительно-трудовых колоний НКВД Архангельской области и образование единого Управления Кулойлага и К. (колоний). В течение последующих лет внутри этого Управления часто происходили изменения: на короткое время были созданы новые подразделения (например, Вайгачский ОЛП, организованный для обслуживания экспедиции Се­верного геологического управления), укрупнялись и принимали са­мостоятельный статус (Конецгорское отделение, выведенное из состава Березниковского отделения), принимались в состав Управ­ления ряд подразделений расформировавшихся лагерей Онегалага и Сороклага.

В связи с развернувшимся железнодорожным строительством на юге области и Коми большое количество заключенных, способ­ных к тяжелому физическому труду, было передано в ГУЖДС (Глав­ное управление лагерей железнодорожного строительства). Это значительно изменило качественную характеристику контингента, увеличив группу «В» (ослабленное здоровье) и инвалидов.

Патриарх Алексий II подарил Архангельску икону патриарха Тихона. В день прибытия патриаршего подарка в Архангельск замироточила икона патриарха Тихона из придела новомучеников и исповедников Успенской церкви.

Претерпев ряд реорганизаций и переименования, система Кулойлага просуществовала до шестидесятых годов.